Уникальная конструкция для уникального места: в этой части Сухоны в половодье течение реки меняет направление.
Ещё там люди живут. Своеобычные. Лет двести тому там похоронили человека одного, лет сорока. Гроб плотно засыпан слоем железного и остекленевшего шлака. Других людей на Руси — так не хоронили. Ладно, это языческие времена, но полста лет назад в тех же местах кузнецу в могилу кладут в ноги крицу. Из неоднородной, но довольно качественной стали. Сырцовой, конечно.
Я уже говорил, что в этой земле на каждом шагу что-нибудь… эдакое? Полезное, удивительное… Вот бы самому сбегать-посмотреть…
* * *
Понятно, что всё получилось не так, как первый раз озвучивалось. И дальние отряды получились побольше, и местных отрядов оказалось не пяток, а десяток. С лодками были проблемы, с людьми…
Дела завертелись. Как-то сошлось вместе. Множество людей, которых нельзя было, в тот момент, на землю осадить из-за недостатка скота. Полу-бояре, которые малопригодны к нормальному труду. Нурманы, которым я не доверял, которых нельзя было держать в одном месте, которые никакой полезной хозяйственной деятельности не хотели и не могли. И были правы.
Глядя на этих здоровых мужиков, «стадо урождённых домкратов», я мог без конца облизываться, фантазируя их «применение в мирных целях». Но воин не делает крестьянской работы. Не потому, что не может или не хочет — потому, что перестанет быть воином. Я про это уже…
Они хотели остаться воинами, я с этим согласился. Но и держать их вместе — нельзя. Удачно нашёлся выход — «имитация боевой работы» в форме дальних торгово-административных походов.
Их оружие и снаряжение, в основной массе, были мне не нужны. Вернув их майно, я смог эффективно продвинуть марийские дела, где мы уже «вошли», и надо было спешно воспроизводить вурдалака из песни: «всё впихивал и всовывал и плотно утрамбовывал».
…
Когда пишут: «Харальд Чернозубый принёс дикарям на реке Линде закон, прогресс, просвещение и благую весть» — это означает следующее.
Здоровенная, бело-красная от шрамов и солнца, морда, под отрастающей, после тотальной стрижки, грязно-соломенной волоснёй, непрерывно жующая жвачку на основе древесного угля, ткнула кулаком в плечо своего кузена — такая же морда, но чуть меньше и без жвачки, оглядела вымоину, где речка Линда впадает в Волгу, элегантно далеко плюнула чёрно-жидким и рявкнула:
– Фремовер дад силд (вперёд, дохлые селёдки)!
После чего его спутники впряглись в верёвки и потащили три лодочки вверх по Линде. Через пару вёрст берега стали непроходимы — длинный изгиб, который образует Линда при впадению в Волгу — кончился. Кончился и обсохший в межень пляж у подножия левобережного песчаного обрыва. Дальше — густой хмыжник, пошли на вёслах.