«О, Мерлин, научишь ли ты его мудрости или одной только доблести? Научишь ли кланяться? Сотни королей так и не сумели одолеть этот урок. И молодой Пендрагон не кажется способным учеником».
Войдя в воду по колено, он вдруг занёс руку с мечом и ударил им по озёрной глади. Затем ещё раз и ещё.
Он волновал и раздражал меня с той минуты, как пришёл сюда, словно мимоходом, в моё убежище. Своей настойчивостью он вызывал меня на сопротивление, будил во мне всё утихшее, всё подавленное, всё скрытое.
Артур наносил удары с тупым упорством умалишенного, и мне захотелось окунуть его головой в воду, как монах неверующего.
Озеро пришло в движение, и Артур вдруг перестал ощущать песчаное дно под ногами. Взмахнув руками и едва не выронив меч, он повалился на спину. Однако внезапное падение не слишком его раздосадовало, скорее наоборот - он вдруг громко рассмеялся звонким, беззаботным, искренним смехом. Это было похоже на взрыв, внезапный, раскатистый и мощный. Такая огромная сила чувствовалась в этом радостном мальчишеском смехе, что я была готова заставить его вдоволь напиться воды, дабы он охрип и заткнулся наконец.
- Хотя бы раз повстречать тебя и не вымокнуть до нитки! - весело крикнул он.
Он добился, чего хотел, - вынудил меня заявить о своём присутствии, и теперь, поднявшись на ноги, он с лихорадочным возбуждением вновь принялся лупить мечом по воде.
Это близкое присутствие человека, эта сильная воля, домогавшаяся меня, вынуждала отстраняться и отступать; я на мгновение закрыла глаза, чтобы во всей полноте ощутить глубину тёмного и родного мне мира, но вместо этого меня, словно магнитом, притягивало к себе человеческое существо.
Каждый раз, когда лезвие клинка соприкасалось с водой, на нём вспыхивали руны, и я ощущала каждый удар, как унизительный шлепок по мягкому месту.
Этого я стерпеть не могла.
Смятение царило во мне, магически болезненно я ощущала, как всё вокруг набухало, дрожало, кипело. Всё чувствовала я с остротой: и гнев, и возбуждение, и какое-то смутное вожделение, - всё я осязала, и всё причиняло мне боль. Почти физически я ощущала в себе этот жар: я коснулась пальцами дна, и мне почудилось, что оно зашипело под ними и запахло гарью.
«Не поддаваться! Всячески оттягивать! Принудить его просить», - нашёптывало встречное упрямство.
Однако вопреки всему во мне поднималась какая-то злоба, гордость женщины, позабытая обида, потому что даже раньше, чем я увидела этого мужчину, я почувствовала в нём давнего знакомого и вечного врага своего покоя.