Жить по принципу: «И Богу свечка, и черту кочерга» страна научилась давно, дойдя здравым смыслом до истины, что Иисусом Христом быть сложно и вредно для здоровья. Кто будет работать, если всем миром дадим себя распять? Поэтому грешим и каемся. Сначала врем, потом бежим очищаться. Зато больше всего ценим подвижников, всю жизнь положивших на то, чтобы молиться за других в Лаврских пещерах. Между прочим, действительно хорошее место. Кто не верит — советую сходить. Дышится, как нигде в мире.
Мы считаем поляков скучными, потому что они — поголовно католики. Русских — однообразными из-за их казарменного московского православия. А сами охотно пробуем все самое лучшее от всех вер. На похоронах бабушки меня особенно поразил поп-автокефал, мигом объяснивший, что отпевание — вообще не таинство, а всего лишь обряд, и что поэтому нет никаких причин беспокоиться за душу усопшей. Главное — чтобы я не забыл оплатить церемонию.
Любые догматы на просторах Украины теряют твердость. «Это земля запорожцев, — писал Вольтер, — самого странного народа на свете. Это шайка русских, поляков и татар, исповедывающих нечто вроде христианства и занимающихся разбойничеством; они похожи на флибустьеров». Вольтер был прав. Вся наша история это доказывает. Владимир пытался христианизировать страну, а получил полуязыческий народ, из которого половина до сих пор не догадывается о существовании Библии, зато верит в то, что Христос был галичанином. Поляки триста лет угробили, чтобы превратить нас в католиков, но самое большее, чего достигли — вывели на Западной Украине когорту убежденных униатов, из которых и вышли самые ярые ненавистники Польши — Бандера, Шухевич и ОУН в полном составе. Русские так долго рассказывают о наших общих духовных корнях, что в результате, уверен, патриарх рано или поздно переедет из Москвы в Киев, а Российская Федерация воссоединится с нами на правах удельного княжества.
Пока же главное, что разделяет нас с русскими — это манера каяться. Мы делаем это неохотно, с истинно украинской сдержанностью. А наши северные братья буквально не знают меры ни в святости, ни в грехе. То обожаемого монарха в Екатеринбурге замочат, то волокут его кости в Петербург и объявляют мучеником. Верно подметил Алексей Толстой: «Ненавижу, о, ненавижу рассейское, исступленное сладострастие: бить себя в расхлыстанную грудь, выворачивать срам, вопить кликушечьим голосом… «Гляди, православные, вот весь Я — сырой, срамной. Плюй мне в харю, бей по глазам, по сраму!..» О, харя губастая, хитрые, исступленные глазки… Всего ей мало, — чавкает в грязи, в кровище, не сыта, и — вот последняя сладость: повалиться в пыль, расхлыстаться на перекрестке, завопить: «Каюсь!..» Тьфу!»