Короче говоря, суд над Пеньковским проводился не для того, чтобы установить его виновность, а главным образом в пропагандистских целях. Мы должны отчетливо понимать, что советские судебные власти в процессе над Пеньковским акцентировали внимание на «аморальности» его поступка, тогда как сами не демонстрировали соблюдения элементарных норм юриспруденции и морали[64]. Для системы, чьи идеологические основы становились все более шаткими, суд над Пеньковским должен был послужить неким цементирующим средством.
Все силы на судебном процессе были брошены на то, чтобы выставить Пеньковского человеком глубоко аморальным. Именно здесь у властей и возникли наибольшие трудности.
Дело в том, что обвинители на процессе не смогли толком представить Пеньковского. Ни одно из его служебных удостоверений на суде не фигурировало. Обнародование данных о его официальном месте работы, занимаемой должности и обязанностях бросило бы тень на такое солидное государственное учреждение, каким являлся Комитет по координации научно-исследовательских работ. Таким образом, Пеньковский предстал на суде как «полковник запаса». О том, что он являлся сотрудником Генерального штаба Вооруженных Сил СССР и что с 1949 года его деятельность была связана с разведкой, естественно, тоже умолчали. Представителей же ГРУ, выступавших на процессе в качестве «экспертов», представили офицерами из Министерства обороны.
Касаясь знакомств Пеньковского, суд проявлял предельную осторожность. Как следует из его «Записок», Пеньковский постоянно вращался в военных сферах, среди генералов и полковников, занимавших высокое положение и близких ему по духу. Однако на суде было сказано, что подсудимый буквально не вылезал из московских кабаре (как будто бы такие реально существовали) и дорогих ресторанов. О Пеньковском газета «Известия» в номере от 10 мая 1963 года писала так: «Это был канцелярский служака, чьи контакты и знакомства не выходили за рамки узкого круга ресторанных завсегдатаев, пьяниц и бабников». В качестве свидетелей были вызваны только двое, якобы хорошо знавшие Пеньковского. Ими оказались И.П. Рудовский и В.Я. Финкельштейн. Финкельштейна представили как «директора магазина прикладного искусства», а Рудовского — просто переводчиком и владельцем автомашины[65].
Обвинитель старался представить Пеньковского банальным прожигателем жизни, который все свое время проводил в развлечениях. В своем тщательно отрепетированном выступлении он, надеясь на снисходительность суда, покаялся в дурных наклонностях и моральном разложении, явившихся следствием ежедневного употребления алкогольных напитков и неудовлетворенности своим служебным положением, что и привело его в конечном итоге к измене Родине: он оказался на краю пропасти и не удержался. «Тщеславие, уязвленное самолюбие, неудовлетворенность работой и жажда легкой жизни сделали меня преступником… Моральные качества и полное разложение… Я признаю это».