«Да, серьезно», — отвечал я.
«Я знаю, что серьезно», — шептала она и целовала меня. Да, у нее ужасно нежная и теплая кожа. Было суперклево.
— Помнишь, как ты начинала готовить замороженную пиццу, Карен? — спрашивает мама.
— Да… — отвечает Карен, немного краснея.
— Ты никогда не вытаскивала их из целлофанового пакета, прежде чем положить в духовку!
— Целлофановый пакет, — говорю я. — Точно, целлофановый.
— Это было давным-давно! Я была маленькой девочкой!
— Да, — говорит мама, ее лицо становится напряженным, и она как будто бы снова выглядит как мама. — Пыталась меня разыграть, сказала, что так и должно быть. А я говорю: как так? Ты же даже не вытащила ее из коробки! Джонти всегда знал, что нужно вытаскивать пиццу из коробки!
— Да, но она вытаскивала их из коробки, — говорю я, — она просто забывала снять целлофан, верно, Карен?
— Вот уж точно! — протягивает нараспев мама.
— Ну все, вот такая я бестолковая, да. Все делаю неправильно, да, — произносит со злостью Карен и выходит из комнаты.
— Карен… — говорит мама. — Пойди за ней, сынок, скажи, что это была просто шутка. Мы ведь всегда любили посмеяться, а, Джонти? Ведь мы любили посмеяться?
— Да, мам. — Я целую ее.
— Не забывай хорошо кушать, Джонти. Смотри, чтобы она тебе готовила. Та, с которой ты живешь в городе!
— Да, мам, хорошо, мам, — говорю я и спускаюсь вниз.
Слишком уж много времени прошло с тех пор, как в этом доме смеялись. Теперь все по-другому. Не поймите меня неправильно: замороженная пицца была клевая, но я рад наконец-то уйти, прихватив с собой эти пластиковые пакеты, и отправиться обратно в город. Ей-богу, рад.
Карен стоит возле дома и машет мне рукой, пока я иду вдоль улицы.
— Не забудь, Джонти, если она не вернется, твоя комната всегда свободна!
Но я притворяюсь, что не слышу ее, и не оборачиваюсь, пока не дохожу до автобусной остановки. Карен вернулась в дом, потому что от холода руки у нее становятся жуткого розового цвета. Точняк, жуткого, жуткого розового цвета. Я замечаю Фила Кросса из нашей школы, он стоит возле остановки.
— Говорят, ты теперь живешь в городе, Джонти.
— Точняк, точняк, в Горджи, ага, — говорю я. — Я теперь городской парень!
— Конченый космополит, вот кто ты теперь, Джонти, дружище!
— Точняк, космополит, ага, это я, — говорю я и замечаю приближающийся коричневый автобус; непохоже, чтобы кто-то сидел на втором этаже у лобового стекла. Клево! Да еще и Фил садится в самый конец, что тоже хорошо, потому что я не хочу ни с кем разговаривать, мне нужно подумать обо всех этих плохих вещах.
Это ужасно, точняк, ужасно, когда происходит что-то плохое. Все из-за того, что мы с Джинти какое-то время не занимались этим. Парни в таких случаях начинают объезжать все, что движется. Начинают блудить. Джинти всегда так говорила: я должна дать тебе сегодня ночью, Джонти Маккей, иначе ты будешь носиться за девчонками по всему Эдинбургу!