Маруся, хозяйственно упаковывая бабий швейный наборчик под клепаную орочью портупею, встала с кучи золота и направилась к Алине, которая ошарашенно смотрела на нее из-под халата, послужившего спальником.
Посмотреть было на что — поверх серебристого скафандра двергской работы, к которому не липла никакая местная грязь, была надета грозная кожаная юбка с черепами и такой же жилет, а еще — кожаная с металлом обувка на железном ходу.
Они обнялись — и только теперь Алина смогла легко и даже с каким-то удовольствием расплакаться.
— Дурочка ты дурочка, ну куда ты от Зугда стреканула… Да тебя, видно, сердце повело. Нашла ты своего мужика. Нашла.
Мурбук, губа которого, пришитая к месту, перестала быть столь угрожающе диссонансной, и пара орков поменьше возились в сокровищнице, убирая труп Тхаша. Мастер, Маруся и Алина, одетая в нормальный полевой защитный костюм из сбереженных хозяйственной северянкой баулов, сидели в сторонке. Прямо тут, в полуразрушенной башне, Маруся соорудила небольшой костерок, и вскоре на жертвенной треноге, предназначавшейся безвестным духам Эалы, покачивался оббитый до состояния котелка золотой кубок, в котором кипятились лесные травки.
— Хоть чаю попить… я там нащипала, пока лесом ехали. Нормальным. До границы Морума этого. Держи, Алинка. Натерпелась ты у меня. Чего ж ты так стреканула?..
Девушка шмыгнула носом.
— Нормально.
— И верно, что нормально. Эй, не филонь! По совести делай! Тут еще прибери и тут!
Орки засуетились по гневному окрику. Было видно, что уборка — дело для них непривычное, но они старались.
— Криданцы глупы, агрессивны и примитивны, — назидательно сказал Мастер, принимая в ладони чашечку напитка. На нем теперь была одежда — красная с рукавами, наспех сварганенная из все того же куска ткани. Маруся стегала широкими шагами, поминая какой-то Новый год в клубе Малиновой Варраки, пьяного Деда Мороза и свою звездную роль Снегурочки. На слова Мастера о криданцах она рассмеялась:
— Ох, родненький, ты еще агрессивных не видывал! У нас-то в колхозе, помню, как получку дадут… и-их! С огнетушителя палила по мужикам, в окна лезли за водкой. А эти сказала ж, как дети. Я уже их песне хорошей выучила. То берёзка, то рябина… Знаешь такую песню?
Мастер и Алина переглянулись и пожали плечами.
— Марусса, — осторожно подал голос Мурбук, который исподволь прислушивался к разговору. На месте, где лежало тело Тхаша, не осталось ни следа крови. — Марусса, кто такие кустраки? Кустраки-то над рекой…
Маруся вздохнула.
— Я ж говорю, мозгами небогаты ребята… ну, большинство. Вот, Алинушка, значит, как вышло. Шла я за мужиком, а нашла целое племя. На кого ж я теперь их оставлю?