Вечером родители уходят в паб. Они всегда ходят туда по пятницам, потому что к этому дню маме обычно лучше – ну, по крайней мере, лучше настолько, что с ней можно разговаривать. Отец называет это «слушаниями», и это слово он всегда произносит со вздохом.
Я прохожу мимо комнаты Диллона и слышу скрип. Заглядываю в замочную скважину и вижу Диллона в постели с Ларой. Они укрыты одеялом, но мне видны плечи Диллона. Мелкие мышцы у него на спине напрягаются и расслабляются. Все происходит очень негромко. Диллон еле слышно стонет, но больше слышно дыхание. Чуть позже они замирают, и я вижу груди Лары – они не такие большие и обвисшие, как у меня, а маленькие, идеальной формы. Диллон лежит рядом с ней с закрытыми глазами, часто, но тихо дышит и почти не шевелится. Лара кладет его руку себе на грудь. Диллон улыбается, но не открывает глаза.
Интересно – это у Диллона в первый раз? А у Лары – в первый? На их месте я бы не стала делать это в родительском доме. Нашла бы какое-то темное укромное местечко. К примеру, лодочный сарай.
Девчонки в школе много болтают о сексе. Собираются на спортивной площадке, разглядывают журналы. Что там, в этих журналах, я никогда не видела, но девчонки болтают про «позиции месяца», а мальчики напропалую обсуждают девчоночью анатомию. Несколько месяцев назад фотография обнаженной Фифи Кент была разослана всем ученикам нашего возраста лучшим другом ее бойфренда. Я эту фотографию не видела, потому что у меня нет мобильника – какая была бы тоска иметь телефон, по которому никто никогда не позвонит. Да и вообще, я хочу, чтобы меня оставили в покое. Про Фифи Кент говорили ужасные гадости, и теперь она, как и я, ест свой ланч в одиночестве. Я иногда думаю, не сесть ли рядом с ней, но подозреваю, что разговаривать со мной она не станет.
Еще разок глянуть, а потом уж спуститься по лестнице. Диллон лежит, подперев голову согнутой в локте рукой, и любовно смотрит на Лару. Он накручивает на палец прядь ее бесцветных волос. Не стоит мне шпионить за людьми. Я вижу такое, чего мне видеть вовсе не хочется.
Как только начинает теплеть, и даже раньше этого времени, подростки с Черного острова устраивают вечеринки на Ханури-Пойнт, около маяка. Меня туда ни разу не приглашали, но иногда я тайком крадусь следом за Диллоном и прячусь в темноте. Сегодня – первая вечеринка в этом году, хотя май еще не наступил. Диллон уже успел перемерить три разные рубашки. Наконец он выбирает жутко уродливую, коричневую. Его волосы щедро сдобрены гелем и взбиты «ежиком». Я прячусь за дверью, когда он врет родителям и говорит, что идет к Ларе домой. Он старательно подчеркивает, что ее родители будут дома и что они все вместе поужинают. Дожидаюсь момента, когда отец и мама уходят в кухню, и иду за братом.