2. Однажды мы пошли в музей, где были картины Ван Гога. Мне понравилось, какие они насыщенные. Папа сказал, что художники рисуют так, как видят; может, он как-то по-другому сказал, но я услышала именно это. Я представила, как Ван Гог видит такой насыщенный мир. Я никогда не задумывалась, как вижу мир сама: как все, или, может, лучше, или неправильно, или иначе. А как узнать? Разве Ван Гог сказал бы: «Этот мир не кажется вам насыщенным?» Ему бы такое и в голову не пришло. На следующий день я лежала в траве на заднем дворе и смотрела прямо на солнце — мама запрещала мне так делать, потому что это вредно для зрения. Я думала, что стану знаменитым художником и от всех вещей, всех людей, что я увижу и нарисую, будет слепить глаза.
3. Мои родители считали, что у детей должно быть много свободного времени. Что дети должны мечтать. Я брала уроки фортепьяно, но скоро бросила и до самой старшей школы не ходила ни в спортивные секции, никуда. Я много читала и мастерила. Искала четырехлистный клевер. Наблюдала за муравьями. У муравьев почти все время распланировано. Им некуда ходить, не с кем встречаться. Я выбрала себе один муравейник, в мамином саду, у камня. И сначала очень любила своих муравьев. Приносила им печенье с цветным сахаром, раскладывала раковины, думая, как бы мне понравилось найти такую большую раковину, забраться внутрь, исследовать ее.
Я делала крошечные газеты с муравьиными новостями: сначала размером с марку, потом побольше, слишком большие для муравьев, я знала, что так не годится, но иначе истории не умещались, а мне нужны были настоящие истории, не просто черточки вместо строчек. Но представь, какой маленькой должна быть муравьиная газета на самом деле. Даже марка им, наверное, казалась баскетбольной площадкой.
Я придумывала восстания, интриги, государственные перевороты и писала репортажи. По-моему, тогда я читала биографию шотландской королевы Марии Стюарт. Ты читала эти оранжевые биографии, когда была маленькой? Те, что о детстве знаменитых людей, с их достижениями в последней главе? Я обожала эти книги. Я помню Бена Франклина, Клару Бартон, Уилла Роджерса, Джима Торпа, Амелию Эрхарт[13], мадам Кюри и первого белого ребенка, рожденного в колонии Роанок, — Вирджинию Дэр? — но это, наверное, сказка.
В общем, для муравьев настал день спецвыпуска. Политические заговоры то ли закончились, то ли надоели. Я принесла стакан воды и устроила наводнение. Муравьи спасались бегством, отчаянно барахтались. Мне было немного стыдно, но газета получилась хорошая. Я сказала себе, что вношу разнообразие в их будни. На следующий день я сбросила на них камень. Метеорит из космоса. Они собрались вокруг и бегали по нему, явно не зная, что делать. Это стало поводом для трех писем в редакцию. В конце концов я их подожгла. К спичкам у меня всегда был нездоровый интерес. Дело частично вышло из-под контроля, и огонь перекинулся с муравейника в сад. Совсем немножко, не так страшно, как кажется. Вышел Диего и затоптал пламя, а я плакала и пыталась его остановить, потому что он давил моих муравьев.