— Ми здаемься! Ми выхадить. Нихт шиссен. Не стрелять. Ми здаемься…
Липке уловил жест командира и разогнулся, застонал от боли в бедре, постоял полминуты, решаясь. Потом поднял руки, правую — с пучком чистого бинта, с укутанной в нем гранатой, обернулся к товарищам:
— Я слышал рассказы фронтовиков вермахта, как русские, якобы сдаваясь в плен, подрывают себя и наших солдат… Я сразу говорю вам… Даже не надейтесь на подобное от меня! Я не камикадзе и не русский сумасшедший. Я сделаю все так, как ты, командир, спланировал.
— Если он приблизится к тебе, действуй по обстоятельствам. Граната, пистолет, нож… Ты неплохо владеешь рукопашным боем.
— Ага. Раненный в ногу против пулемета?! Очень заманчиво, — медик сплюнул и вышел из-за валуна.
Узбекская ССР, 7 км от Зарафшана, 2 мая 1944 г.
Наступил момент истины.
Липке медленно двигался вперед, помахивая белыми бинтами, его напряжение ощущалось за километр. Мютц изготовился к броску вправо, Ахмет вышел на исходную слева. И стали ждать. Нервно и томительно потекли минуты. Русский что-то крикнул медику, но Мютц не разобрал, моля Бога о том, чтобы военврач прошел как можно дальше. Вот он поравнялся с трупом радиста и искалеченной рацией. Приостановился, судорожно глотая воздух, будто тонул. Ахмет мысленно обратился к Аллаху и прицелился в кромку обрыва слева, где предположительно засел враг. Липке продолжил движение, вяло махая бинтом. Еще немного, и его онемевшая рука опустится. Мютц заскрипел зубами. Еще два шага. Еще шаг.
Противник позволил немцу дойти до мертвого Отто и даже сделать два шага дальше, после чего его злой окрик настолько напугал медика, что он запнулся. Русский попросил диверсанта обернуться вокруг своей оси, показать, что он безоружен. Мютц напрягся пуще прежнего и вжался щекой в теплое железо «МП-40». Он готов был дать очередь в цель, как только она появится на горе, и сразу нестись вправо. Несмотря на раны, он мог бежать и неплохо стрелять во врага, лишь бы тот высунулся.
Но противник не подставился, хотя и показался…
Синцов оценил ситуацию с возможными последствиями этой неожиданной сдачи в плен матерых диверсантов СС и подготовился. Остывающий после стрельбы пулемет с пустой магазинной коробкой он положил так, чтобы ствол торчал над краем обрыва, а сам чуть сдал назад, всего на пару шагов, и с «ППШ» выглянул наружу. Рядом лежала немецкая «колотуха», за поясом торчала «РГД-33» без запала, «МП-40» висел на спине, пистолет на пояснице.
Раненый фашист с бинтом в руке исполнил приказ Николая и покрутился. Вроде чисто. Лейтенант выглянул чуть больше, проверяя тыл немца, но кроме двух трупов, трех больших камней и куцых кустов, поникших после огненно-ударной волны взрывов, ничто не бросилось ему в глаза. «Эх-х, Агинбека бы сюда сейчас! А еще лучше в тыл к фрицам, для прикрытия». Синцов крикнул, чтобы пленный медленно шел вперед и не смел даже дернуться. Иначе его ждет участь тех двух товарищей. И всей группы вообще.