— Пуна — город маратхов. Здесь в пятнадцатом веке побывал русский купец Афанасий Никитин и написал об этих местах.
— Да-да, мы проходили это в школе.
Машина остановилась возле небольшой усадьбы.
— Мне надо переодеться, а потом я отвезу вас к бухте. Может, выпьете соку, юная госпожа? — спросил вежливо Рашид. — Давайте руку. Вот так, — и он, взяв девушку под руку, проводил ее в дом.
— Пожалуйста, сок и чай, и побыстрее, — распорядился он подбежавшему к нему слуге.
— Будет исполнено, господин.
— Садитесь, как вас…
— Зита.
— Садитесь, Зита, вот в это кресло. Здесь вам будет спокойнее.
Зита села в кресло, прикрыла глаза. Ей виделись какие-то сны.
Принесли сок и чай.
Она выпила немного соку. Через несколько минут ее сморил сон. Она уснула прямо в кресле.
Рашид быстро подхватил на руки усыпленную наркотиком девушку, отнес наверх и уложил ее гибкое тело на тахту; потом накрыл Зиту тонким цветастым покрывалом из китайского шелка, торопливо подошел к телефону и набрал номер.
— Алло, Юсуф?
— Да, — ответил голос Юсуфа в трубке.
— Кое-что есть!
— Прекрасно! Когда?
— Сегодня. Только что.
— Поздновато, но ничего. Сегодня один летит с товаром в Дели. Готовь на завтра.
— Буду стараться, — сказал Рашид и повесил трубку.
Бадринатх в прекрасном расположении духа брился в туалетной комнате. Густо намылив щеку, он провел по ней лезвием безопасной бритвы.
— Бадринатх! — раздался зычный голос Каушальи.
Вздрогнув, он порезал щеку; из пореза медленно проступала кровь. Бадринатх выругался и в сердцах отбросил бритву. Он смочил кусочек ваты одеколоном и приложил к ранке.
— А, вот ты где! — дыша, как паровой котел, ввалилась в комнату Каушалья. — Что ты все прячешься? Днем с огнем тебя не сыщешь! Она сбежала! — торжественно объявила Каушалья.
— Кто она? Кто сбежал? — в недоумении подняв на супругу округлившиеся глаза, спросил муж.
— Твоя прекрасная племянница, — отчеканила Каушалья.
Каушалья была в растерянности. Такого финала она и в мыслях не допускала. Все ее планы рухнули.
— И надо же, в тот день, когда Ранджит улетает в Дели! — простонала Каушалья. — Я ее вырастила, выкормила, и на тебе, получаю благодарность от твоей племянницы, — заныла она.
— Ты еще скажи, что она тебя разорила, — вставил Бадринатх. — А ты знаешь, отчего она сбежала? — возмущенно продолжал он.
— Без тебя знаю, — оборвала его жена, — бритву-то дай сюда. Лучше скажи, что делать? — примирительно спросила Каушалья.
— Надо заявить в полицию.
— Оставь свое бритье и пойдем звонить! — твердо заявила Каушалья, и это означало, что ее слова следует выполнять неукоснительно, как приказ высшего военачальника.