Она направилась к лавочке. Я последовала за ней. Добровольская уселась, аккуратно расправила подол тёмного платья и подняла на меня непроницаемые глаза.
— Сашенька, — начала она подчёркнуто дружелюбным голосом, — я ценю, что вы нашли время разыскать и привезти Даниле этот учебник. Больше того, я чрезвычайно ценю ваш душевный порыв и то, как быстро вы откликнулись на просьбу мальчика, но я хочу вас попросить без серьёзных намерений здесь больше не появляться.
Если Добровольская хотела меня удивить, то это ей удалось. Но вообще-то в себя я прихожу быстро, и, к тому же, взрослая женщина-педагог с опытом ведения словесных войн — это вам не тринадцатилетний подросток, которого так или иначе нужно щадить.
— Ясно, — я положила пакет с учебником на скамейку и расстегнула парку, показывая, что я никуда не тороплюсь и уж точно сейчас никуда не уйду. — А что значит, серьёзные?
— Дослушайте! — оценив выбранную мной стратегию поведения, Добровольская раздраженно повысила голос, но спохватилась и снова взяла дружеский тон: — Сашенька, вы поймите, дети, которые здесь живут, отказники или же поступили сюда из неблагополучных семей. Данила как раз из подобной семьи. Вы представляете себе, что это такое?
— Да, — кивнула я, — представляю. Я об этом читала.
Я и вправду читала: позавчера, вернувшись с их «праздничного» концерта, я перерыла весь Интернет в поисках информации, чтобы хотя бы попытаться понять, как живётся таким, как Данила.
— Прекрасно, — оценив мой ответ, Добровольская усмехнулась. — Тогда вы должны понимать, что любой из подростков, кто находится здесь, в каждом, ему сочувствующем, будет невольно искать потенциального родителя. А поскольку таких детей редко усыновляют, то каждое последующее разочарование наносит им всё новые душевные травмы.
«Кажется, инструктаж понемногу переходит в урок психологии», — подумала я и напомнила Добровольской:
— Вы меня простите, но я всего лишь привезла ребёнку учебник.
— Отлично. Раз так, то оставьте его мне, я сама передам его мальчику, и мы на этом закончим, — отрезала Добровольская и сделала движение, точно она собиралась встать, предлагая мне вручить ей пособие и попрощаться.
— То есть мальчика мне увидеть нельзя? — В ответ я поудобней устроилась на жёстком сидении лавочки и закинула ногу на ногу.
— А вот, собственно говоря, и ответ на вопрос, почему вы здесь? У всех, Саша, есть сердце. — Добровольская наклонилась ко мне и повторила чуть тише: — У всех есть сердце, вот поэтому вы, независимая и умная девочка, вернулись сюда. И, как мне кажется, ещё не раз вернётесь. К сожалению, запретить вам этого я не могу, если только вы не нарушите наши правила… и особенно, с учётом того, где вы работаете. — Добровольская сделала красноречивую паузу, намекая, что дурная слава в «Останкино» ей не нужна. — Так что примите к сведению то, что я вам скажу: не давайте этому мальчику неоправданных надежд. Потому что вы его никогда не заберёте.