– Чё молчишь, дядя? Немой?
– Отцепись от него, Капаней. Пусть идёт, куда шёл.
– Пусть идёт, – с неожиданной покладистостью согласился Капаней. – В небо только пусть глянет – и идёт. Слышь, дядя? Подними рыло к небу – и топай на все четыре. Усёк? Давай, я жду.
Вожак подмигнул приятелям: сейчас потеха будет. Глядите, как он станет корячиться.
– Рыла у свиней, – голос горбуна звучал глухо, как из бочки. – Рыла у свиней…
– Так ты, дядя, в курсе? Свиньи, грят, неба не видят.
– Свиньи не видят.
Горбун начал выпрямляться: медленно, страшно. Хрустнули могучие плечи, расходясь в стороны – шире, чем это возможно для человека. Взгляд оторвался от земли: выше, ещё выше. Голова вознеслась над чудовищными плечами. Горбун рос, превращался в верзилу, великана, исполина…
Дрогнуло небо над головами. Качнулось тентом под напором ветра. Сотряслась земля. В синей электрической вспышке с громким хлопком разлетелась лампочка фонаря. По мостовой зазвенели осколки. Задребезжали стекла в окнах домов. С неба сорвалась звезда; оставляя шлейф колючих искр, исчезла за нагромождением крыш. Сорвалась другая, третья…
– Не надо!
– Дядя!
– Извиняемся, чё!..
– Прощения просим!
Парни умоляли. Скулили побитыми щенками. Упали на колени, не осмеливаясь поднять глаза на горбуна, выпрямившего спину.
Рылом в землю, как свиньи.
Исполин замер. Ударил кулаком в небо – трясущееся, как в лихорадке, роняющее звёзды. Грозил? Требовал? Жаловался? Небо не ответило. Тогда горбун вздохнул полной грудью и начал сгибаться, вновь принимая на плечи непомерную тяжесть.
Видение подёрнулось дымкой. Мир заволокла илистая муть. Картины и образы расплылись, расточились, исчезли. Что это было? Намёк? Подсказка? Если так, Тезей не понял намека. Говорят, в сети гулял ролик про горбуна и небо, полный умопомрачительных спецэффектов, но его мог отыскать не всякий.
Ну, отыскал. Что дальше?
Вернулся перламутр. Спустя миг Тезея выбросило на улицу – другую, не ту, где горбун встретил ватагу. Кекрополь, два квартала от дома, где Тезей снимал квартиру. Вечер, сумерки. Всё, как в предыдущий раз.
Всё иначе.
На темной шкуре тротуара, мокрого после недавнего дождя, расплывались блеклые отражения фонарей. В воздухе висела зябкая морось. Смешиваясь со слоистым туманом, она скрадывала расстояния и звуки. В тумане прятались электрические огни – размазанные, как масло по бутерброду скупца, в окружении призрачных ореолов. Груда тряпья под фонарным столбом слабо шевельнулась.
Пьяный? Бродяга?
Человек силился встать на ноги. По левой брючине амёбой расползалось тёмное влажное пятно, и вряд ли это была дождевая вода. Полыхнули два солнца, фары превратили туман в дым пожарища. Из кубла прядей прорезался хищный металлический оскал: решётка старинного радиатора. Водитель врубил дальний свет – ослеплённый Тезей заслонился рукой, отступил в сторону. Шелестя шинами, машина подкатила к фонарю и человеку под ним. Водитель пригасил фары, дав Тезею возможность рассмотреть реликт, явившийся из тумана – чёрный шестидверный лимузин. Выпущенный в середине прошлого века, лимузин выглядел как новый. Что-то он напоминал, но Тезей не мог вспомнить, что именно. На крыше машины, подсвеченный изнутри, горел маячок с «шашечками».