«Я понимаю одно, — написал он поздним вечером у себя в дневнике, собственно, уже была ночь, тяжелая, угрюмая, холодная и одновременно душная, через пятнадцать минут часы должны были отбить полночь, — если я сделаю сейчас одно неверное движение, дам согласие на арест кого-нибудь из виновных (я имею ввиду высоких виновных сановных людей, не «шестерок») в убийстве Влада, в тот же день президент подпишет «указивку» о моем отстранении от должности. Несмотря даже на то, что шаг этот будет очень непопулярным в связи с приближающимися выборами.
Произошло то, чего я боялся больше всего: над президентом поднялась Семья. Она выросла, будто ядовитый куст над самовлюбленным пнем. Пень есть пень, даже если на нем растут опята и его можно считать грибной плантацией. Все это формально. Люди эти считают, что дотянулись до неба, стали бессмертными — не знают они, что те, кто приговорен к бессмертию, живут недолго и в толпе лиц, их сопровождающих, есть люди, которые все понимают. А это означает: за все содеянное рано или поздно придется отвечать.
Говорят, что некоторые дела, заведенные в Генеральной прокуратуре на сановников, были затребованы в Кремль и оттуда не вернулись. И никогда не вернутся. В это я не верю. Да это ничего не значит — остались копии тех дел, и ответ все равно держать придется. Даже если президент прикажет не трогать какого-нибудь Пупкина, Клюшкина или Объедалова. За свои преступления им все равно придется держать ответ. Но позже».
Прежняя бабочка с фиолетовыми и желтыми «глазами» на изящных крыльях сдохла. На следующий день Хозяину посадили новую бабочку — большую, с роскошными лимонными крыльями капустницу.
— Хочу такую бабочку, чтобы, как только посмотришь на нее, так чаю выпить захотелось, — капризно потребовал Хозяин.
И ему купили в зоомагазине лимонную капустницу.
— Хороша! — похвалил Хозяин. — Глаз отдыхает, когда смотришь на бабочек. — Он встряхнул банку. Капустница была шустрой, немедленно заработала крыльями, бесшумная в стеклянном нутре банки, похожая на сияюще красивую, будто возникшую из сказки тень. — Хороша! — повторил Хозяин, перевел взгляд на секретаря, стоявшего в дверях: — Ну-ка, барин, пригласи ко мне Феню!
При слове «барин» секретарь вежливо улыбнулся.
Через полминуты Феня сменил секретаря — стоял на том же месте, что и секретарь, в той же выжидательной позе. Хозяин любовался бабочкой, Феня любовался Хозяином, его крупной седеющей головой, посаженной на мощную шею, оттопыренными, будто у борца, мясистыми ушами, тяжелыми плечами: Хозяин был сработан надежно, прочно.