Эти и многие другие-мысли проносились в моей голове, пока я медитировал в склепе. В отличие от нашего воображаемого рыцаря я несколько лет занимался йогой, прочитал «Упанишады» — как и многие другие представители поколения 60-х, страстно желал посетить Индию. Изучал я и произведения Платона и жаждал узнать побольше о западных религиозных таинствах. Именно это желание (которое разделял и Джон) побудило нас отправиться на поиски приключений. Как и паломники на протяжении многих веков, мы оптимистически надеялись найти что-то в Священной земле. Встретить кого-то или обнаружить что-то, могущего или могущее сориентировать нас. Мы были уверены, что найдем хотя бы какой-то след некоего тайного знания, недоступного в Англии.
В склепе Дижонского собора я почувствовал груз времени, спрессованного в мгновение почти бесконечной длительности. Впервые я понял, что имел в виду Успенский, написав, что на деле существуют две параллельно развивающиеся истории мира: одна — видимая и бесконечно пережевываемая средствами массовой информации и другая — тайное подводное течение. Я вспомнил его слова:
«Одна история развивается на виду и, строго говоря, является историей преступления, ибо, не будь преступлений, не было бы и истории. Все наиболее важные, поворотные моменты и этапы этой истории отмечены преступлениями: убийствами, актами насилия, грабежами, войнами, мятежами, массовыми кровопролитиями, пытками, казнями… Такова одна история, история, которую знают все и которую преподают в школах.
Другая история известна очень не многим. Для большинства она остается невидимой из-за истории преступлений. Но то, что создается этой скрытой историей, продолжает существовать еще долгое время, иногда веками, как существует Собор Парижской Богоматери. Видимая история, история, развивающаяся на поверхности, история преступления, приписывает себе то, что создано скрытой историей. Но в действительности видимая история обманывается тем, что создала скрытая история».
Эти слова произвели на меня глубокое впечатление, когда я впервые прочитал их. Идея тайной истории, скрытой за зримыми внешними событиями, которые приукрашивают то, чему нас учат в школе, была вполне понятна. И вот сейчас, в темном, похожем на утробу склепе, я вспомнил с особой ясностью слова Успенского. Я был уверен, что он прав и что существует незримое, не выраженное словами звено между строителями собора и древними школами таинств Египта и Месопотамии. В то время я плохо представлял себе, что это означает на практике или как это происходило, но был полон решимости узнать это. И вот, находясь еще под влиянием таких довольно-таки сумбурных мыслей, я вышел из склепа на слепящий солнечный свет, заливавший Дижон.