Зеленый велосипед на зеленой лужайке (Румарчук) - страница 28

Разве можно представить себе, что ты еще не родилась, если каждую минуту может войти мама и сказать: «Ну чего ты уставилась в окно? Дождя, что ли, не видела? Помой лучше посуду».

Да и вообще, даже если не войдет, разве можно представить себе, что ты еще не родился, если ты сидишь на том же стуле, на котором сидел вчера и позавчера?..

Другое дело чердак. Здесь в сумраке даже собственная рука может показаться другим существом. Здесь стучит дождь над самой головой, а все равно сухо. Здесь можно сидеть на корточках и дышать на паутину. Она будет колыхаться у самого твоего рта. Здесь можно вслух разговаривать с мухой, застрявшей в этой паутине. Например, так:

— Муха, а муха, как ты сюда попала?

— Я летела, летела, ударилась лбом о стекло, потеряла сознание — и вот…

— А если я тебя освобожу, ты не будешь прилипать к варенью на моем бутерброде?

— Ни за что! Честное слово. Ни я, ни мои дети, ни мои внуки, мы никогда больше не сядем ни на чей бутерброд.

— Нет, на Элин, пожалуй, можно.

— А Эля — это такая маленькая собачка, которая подпрыгивает и глотает нас?

— Нет, что ты!..

— А-а, вспомнила. Это такая старенькая старушка, которая везде привязывает свои липучки.

— Да нет же, Эля — это такая девочка, которая всегда норовит съесть самый большой бутерброд, хотя сама меньше всех.

— А-а! Должна тебе сказать, что я вообще не люблю варенья, с тех пор как моя старшая сестра погибла в банке с вареньем. Утонула, — муха всхлипнула, — жужжала, жужжала, прямо как пропеллер. Но никто из вас почему-то не услышал и не спас ее. Что толку освободиться из паутины, если потом погибнешь в варенье!

— Я всегда буду вынимать мух из варенья! Обещаю тебе.

— Спасибо, девочка.

…Ну разве можно где-нибудь еще так поговорить с мухой?.. Здесь, на чердаке, так тесно, что все время натыкаешься на разные предметы: то это велосипедное колесо, то рассохшаяся бочка, то заржавевший жестяной умывальник. И может быть, потому чувствуешь себя маленьким зверьком в норке, который только что родился и понял, что жить он будет долго-долго. А может быть, и всегда.

Нет ничего на свете уютнее чердака во время дождя.

Как-то мне купили на барахолке книгу «Собор парижской Богоматери». Книгу взрослую, а я еще была мала.

Купили на вырост, как пальто или свитер. Шла война, с книгами было туго.

Я не помню подробностей. Помню только, что была весна или начало лета. И был закат.

С улицы он бил в окна пожаром. (О, как нестерпимо горели стекла, как это всегда волновало меня! Потом, когда я выросла, мне стало казаться, что это напоминает конец света и что полотно «Последний день Помпеи» было задумано, когда художник смотрел на закат.)