— Садитесь, — сказала женщина. — Сейчас картошки наварю.
— Ну что вы! — сказала мама.
— Вы не стесняйтесь. У нас картошка своя.
А я все смотрела на этот стол, на его прочные дубовые ножки — не ножки, а прямо ножищи. И мама, как бы угадав мои мысли, сказала:
— Люблю большие столы. Они напоминают о довольстве, о мирном времени, о большой семье.
— Верно, — подхватила женщина. — За этим столом собиралась вся наша семья. Отец, мать, четыре брата и четыре сестры, не считая меня.
— У вашей мамы было девять детей! — ахнула я.
— Ну да, тогда у всех так. Бывало, первому наливали отцу, и лучший кусок мяса — ему.
— Почему же ему? — удивилась я. В нашей семье лучшее отдавали детям.
— А как же иначе? Он мужчина, работник, кормилец. А вот мой муж, — она почему-то рассмеялась, — он уже был не такой. Ел больше всех, а работать — ни-ни. Всё полегче искал, с места на место перелетал. Всё на мой счет норовил. Погиб. Под Курской дугой.
— Не надо говорить плохо о покойниках, — сказала мама. — Все-таки он погиб на фронте.
— А туда ему и дорога! Я бы все равно с ним жить не стала.
Я посмотрела на Лену: как-никак это был ее отец. Но она, не обращая никакого внимания на слова матери, молча улыбалась мне с другого конца стола, как с другого берега.
Она готовила уроки, обмакивала перо в непроливашку, и я вспомнила, как давно не была в школе: за переездами мама никак не собралась определить меня, и я уже пропустила целую четверть. Вообще-то это ничуть не печалило меня, даже наоборот. Но сейчас, глядя на Лену, я почему-то очень захотела в школу. И я сказала:
— Хочу в школу!
— Хочешь? — удивилась Лена. Она ведь не знала, что я временно не учусь. А женщина, бросив на нее быстрый взгляд, закричала:
— Лена, вытри нос! — И добавила: — Терпеть не могу сопливых детей.
…На другой день мама отвела меня в школу. Я снова взяла в руки прозрачную граненую ручку, от которой на среднем пальце остается такая шершавая мозоль, и вставила в эту ручку свое любимое перо «лягушка».
Но первой моей отметкой в новой школе была единица. Я получила ее за контрольную по арифметике. Еще бы, ведь я столько пропустила. Учительница, раздавая тетради, даже не назвала меня по фамилии, а презрительно выкрикнула:
— Новенькая — единица! — и брезгливо бросила тетрадь на край стола.
Вторую единицу я получила по немецкому. Нам задали выписать из текста незнакомые слова. А так как я в прежней школе учила английский, то, естественно, все слова были для меня незнакомыми, и, поразмыслив, я решила выписать десять наугад. В тексте несколько раз попалось слово «und», и я на всякий случай его тоже выписала. Как я узнала потом, оно означало всего-навсего «и». И вот, когда меня вызвали к доске и я, зачитывая слова, дошла до этого несчастного «und», учительница вдруг как завизжит: