Жены и возлюбленные французских королей (Шоссинан-Ногаре) - страница 79

Мадам де Монтеспан с детьми

Однако уже в 1680 году она лишь формально оставалась королевской фавориткой. Все еще облеченная этой почетной должностью, она присутствовала только на светских раутах. Повторялась ситуация, памятная ей с Лавальер, но теперь их роли поменялись с Ментенон, которую в это время называли мадам Метнан – мадам Сей-Момент[67]. И именно для нее король приберег весь свой нерастраченный пыл. Хотя этой женщине исполнилось уже 45 лет, и она была далеко не первой свежести, ей удалось сохранить присущие ей красоту, величавость и вкрадчивость. Ментенон понимала, что у нее не остается времени, чтобы продолжать строить из себя недотрогу, и со страстью поддалась чарам своего короля. Вновь восстановилась женская триада со своей тонкой внутренней иерархией: законная королева Мария-Тереза, снисходительная супруга, отодвинутая в тень, олицетворение благочестия и преданности; официальная фаворитка Монтеспан, звезда в спектакле, чья роль, однако, заканчивалась после представления; истинная жена Ментенон, сочетавшая в себе дух воина и монахини. Подобное святотатственное тройственное сожительство было некой традицией короля, ведь в прежние времена ему воздали дань Лавальер и Фонтанж. Кроме того, и не такой уж скандальной по своей сути выглядела эта триада, символизируя боговоплощение посредством легитимного «утраивания» женщины: законное право мистической плоти короля – это королева как орудие вечности монархии; законность аллегоричности образа государя – официальная фаворитка, свидетельство двойственности персоны короля, как и двойственной Христовой природы – человека и бога одновременно; законность чувств и пола – дама момента, особа тривиальная и преходящая, случайная и ограниченная, через нее проявлялось право короля переставать быть символом и на минуту облекаться в свою человеческую природу. Эта дивная конструкция оправдывала все распутство королевской эмблематикой. Не случайно Людовик XIV, великий артист и истинный поэт метафор, стал создателем этой сентиментальной архитектуры, объединив в своей дерзкой космогонии чувственные желания с установлениями Небес.

Монумент достигал уже облаков, но благочестивые извращения морали и религии, беспечность искусства с его затейливыми аллегориями и лукавые уловки незаурядной женщины напрочь уничтожили эту постройку, возведенную гением таинства королевской власти. Случилось это так неожиданно, что казалось невероятным. Смерть королевы, которая определенно отягчала совесть короля; растущее безразличие к Монтеспан; эротически-благоговейная слабость к перезрелой красавице, мягкость которой превращалась в благочестивые увещания духовника… Все эти обстоятельства привели к браку с вдовой чудного поэта и к установлению целомудренных или старческих отношений в решительно моногамной семье, основанной теперь на присущей увяданию набожности, принимавшей иногда варварские формы. Поэтому бесконечный закат правления, начинавшегося с великолепия безудержного и широкого разгула честолюбий и вакхических устремлений, превратился в пагубную для государства агонию с напускной религиозностью и инфантильной верой в вечное спасение чистых душ, заблудившихся на ложных путях жестокости, нетерпимости и гонений.