Очнись, Таннер. Очнись, твою мать.
– Таннер, я не… – он растирает ладонью свое лицо и качает головой.
Когда он не заканчивает свою мысль, я давлю.
– Ты не что?
– Я не понимаю, почему ты расстроился.
Он смотрит исключительно на меня, брови низко сведены. Но это не от смятения, по
крайней мере, я так не думаю. То есть, я знаю, что он знает. Он хочет, чтобы я просто произнес
это? Он хочет, чтобы я произнес это, чтобы иметь возможность объяснить мягко, почему наши
отношения невозможны? Или он хочет, чтобы я признался, что чувствую, чтобы он мог…?
Мне вообще– то плевать почему. Эти слова – тяжеленая глыба в моих мыслях, в каждой
зарождающейся мысли, и если я просто не дам этому вырваться, то оно размажет и сломает все
нежное внутри меня.
– Ты мне нравишься, – произношу я.
Но когда я оглядываюсь, то вижу, что этих слов не достаточно; они не стирают выражение
на его лице.
– И я понимаю, что твоя церковь не позволяет такого рода чувства.
Он ждет, по– прежнему замерев, как будто задерживает дыхание.
– Не позволяет парням испытывать подобные чувства…к другим парням.
Он едва слышно выдыхает.
– Нет.
– Но я не мормон, – произношу я, едва ли громче, чем он. – В моей семье это не считается
плохим. И я не знаю, что делать с этими чувствами или как остановить их в отношении тебя.
Я был прав. Это совсем не удивляет его. Его лицо светлеет, но ненадолго, прежде чем
затуманиться по другому поводу. Каждая черта напрягается. Интересно, может, он сожалеет, что я
вообще что– то сказал, или хочет, чтобы я просто притворился, что он мой новый, любимый друг,
и я буду скучать по платоническим встречам и копошению с этой дурацкой книгой следующие два
года.
– Я… – начинает он, а затем выдыхает контролируемым потоком, как будто каждая
молекула воздуха несет в себе что– то.
– Ты не обязан что– то говорить, – сообщаю ему. Мое сердце бешено несется. Оно бьется
удар, за ударом, за ударом внутри меня. Глупо, глупо, глупо. – Я просто хотел объяснить, почему
расстроился. И, – добавляю я, желая, чтобы разверзлась земля под ногами и поглотила меня. –
Еще моя книга в основном о том, каково это влюбляться в тебя.
Я слежу за его горлом, как он густо сглатывает.
– Думаю, я знал.
– Я тоже так думал.
Его дыхание становится таким быстрым и тяжелым. Его щеки – розовые.
– Тебе всегда…нравились мальчики?
– Мне всегда нравились все, – говорю я. – Я, на самом деле, би. Здесь дело в личности, а
не в половом признаке, полагаю.
Себастиан кивает, а затем не останавливается. Он просто кивает, и кивает, и кивает,