Со слов моего брата Мартина, сейчас отношения между Рино и Разенной напряжены, как никогда. Он даже предрекал войну, которая, скорее всего, закончится для герцогства печально, но пока все было тихо и край процветал.
В данный момент мы с Франческой стояли в приемной зале замка Кастелло ди Нава, перед полноправным хозяином окрестных земель.
И он выглядел не слишком-то счастливым.
Стоило нам предстать перед герцогом, как девица пыталась меня оговорить, обвиняя в разбойном нападении и только что не в насилии. Я запоздало понял, что именно ради этой возможности она поступилась гордостью и согласилась вернуться домой в моем обществе.
Ну а с чего бы мне ждать иного? Она хотела мести и была в своем праве. Хорошая попытка. Не вина Франчески, что герцог оказался слишком зол из-за побега, поэтому с первых же слов грубо велел дочери заткнуться и дальше слушал только мою версию событий.
– …Лоренцо ударил меня по лицу, я убил его за это. А позже, узнав, что Франческа – ваша дочь, решил оказать вам услугу и препроводить сеньориту… то есть, простите, сеньору, домой, – закончил я свой рассказ и слегка поклонился.
– Сеньора, значит? – тяжело спросил герцог и посмотрел на дочь в упор. – Ясно.
Потом, после паузы:
– Что же. Брака с Альваресом не будет, ты добилась своего. После такого… кому ты нужна, потаскуха? – И он вдруг закричал, теряя контроль: – Вон! Убирайся!
Девушку как ветром сдуло. Рино грузно откинулся в кресле и прикрыл глаза. Я дал ему пару минут, потом демонстративно откашлялся.
– Ты? – в голосе правителя слышалось глухое ворчание. Так озлобленный пес предупреждает, что к нему лучше не подходить. – Ждешь награду?
– Вообще-то нет, ваше великолепие. Я здесь, можно сказать, по делу. У меня для вас рекомендательное письмо от его величества Ансельма Третьего.
Он принял из моих рук свиток и хмыкнул над сломанной печатью.
– Ты читал его?
– Трудно было удержаться. Грешен, страдаю любопытством.
Я прочел его еще на середине пути от скуки и был разочарован, не найдя ничего крамольного.
Не зря молва славила Умберто как человека неглупого и выдержанного. Вместо того чтобы вспылить, он развернул свиток и углубился в чтение.
Я ждал, разглядывая гобелены на стенах с вытканными баталиями или назидательными религиозными сюжетами. Один мне даже понравился. На нем первосвященник Андрий усекал хаотическую тварь, в которую превратилась его жена, с помощью святого слова и здоровенной пики. Мастеру определенно удалось выражение садистской радости на лице святого.
Герцог закончил чтение, откинулся в кресле и смерил меня гораздо более внимательным взглядом, чем при первом знакомстве.