Они никогда до нее не доживали.
На крыше стрип-клуба мы находимся в тысячах миль от этого мира. Вдали от смокингов и бальных платьев. От любви, ревности и мести.
Есть только человек, который хочет трахнуть меня, прикоснуться ко мне, заставить меня объезжать его сапог.
Человек, который заплатит за это право.
В стенах клуба он платит наличными. На крыше он платит подаренным оружием и неожиданной мягкостью. Платит задумчивостью, но это все равно валюта. И поэтому я позволяю себе расслабиться. Он откладывает пистолет и разворачивает свою куртку, как одеяло. Затем я устраиваюсь, положив голову на его руку и глядя вверх.
— Как долго ты здесь живешь? — спрашиваю я.
Я не собиралась задавать вопрос, но он все равно сорвался с уст. Мы не должны сближаться. Трахаться, сосать, но не задавать вопросов и не искать ответов.
— Не долго, — говорит он, глядя в небо. — Я не остаюсь подолгу на одном месте.
— Звучит неплохо, — бормочу я. Не пустив корни, не придется их вырывать.
— Иногда… В некоторых случаях я задаюсь вопросом, как бы это было — иметь все, что мне нужно, прямо у меня под рукой. Еду, кровать. Секс.
— У тебя это есть. — Это не должно наводить на размышления. То есть, он может купить их в ресторане или мотеле. Или в стрип-клубе.
Но когда он смотрит на меня, в его глазах горит огонь и намерение, как будто он наконец берет то, что принадлежит ему. Слова меняются и обретают напряженность. Они становятся его вкусом и теплой курткой, на которой мы лежим. Они становятся сексом, в котором я ему скоро уступлю.
Кип пробегает взглядом по моему вытянутому телу. На мне штаны для йоги и майка, но под его взглядом я уже обнажена. Он раздевает меня глазами, оставляя голой, уязвимой и странным образом не объятой стыдом.
— Ты прекрасна, — произносит он хрипло.
Я вздрагиваю, потому что Байрон говорил мне это. Конечно, его слова были комплиментом лично ему, похвала за то, что он нашел идеальный аксессуар для своей жизни.
Кип замечает.
— Тебе не нравится это слово.
— Нет. Да. Я не знаю, — я тихо посмеиваюсь. — Это сложно. Я похожа на свою мать.
Это то, что всегда говорил мне отец с легким оттенком грусти в глазах.
В моих глазах тоже, должно быть, горе, потому что Кип говорит:
— Ее больше нет.
— Это было давно. Мне казалось, что я с этим смирилась, но почему-то думаю о ней намного больше. Возможно, потому что Клара платит за ее грехи. Может быть, потому что я тоже.
Он молчит мгновение.
— Думаю, что мы никогда не смиримся с прошлым. Оно всегда формирует нас.
Тогда как оно формирует тебя? Но я стараюсь не задавать этот вопрос. Я думаю, что со спокойствием, окружающим нас, пока мы так близко к звездам, он мог бы сам рассказать мне. И что мне тогда делать? Я не могу заботиться о мужчине. Меня не волнует ничего, кроме моей сестры. Все, что я дам себе, — это одну ночь с человеком, которого я выберу.