Последняя фраза прозвучала тихо, почти шепотом. Я прикусил губу. Начать объяснять, что пытался выбить клин клином и посылал своего доверенного человека на предварительные переговоры с австрийскими Габсбургами не с целью жениться самому? Но в моей-то грамоте говорилось иное.
– Эх, ведал бы ты, князь, какая боль у меня в груди…. Знаешь, я б тебе многое простил, ежели бы дружба… была. А ведь ты мною токмо попользовался. Да пускай бы мною одним, поверь, все равно б простил, но мне за сестрицу свою обидно.
И тут меня осенило. Ведь Мария Григорьевна должна помнить. Она ж сама настояла во избежание конфуза предложить подставного жениха.
– Думаю, чтобы я сейчас ни сказал, мои слова для тебя окажутся неубедительны, – пожал я плечами, – а потому спроси лучше свою матушку. Она о моем сватовстве доподлинно все знает.
Федор недоуменно уставился на меня.
– Матушка? – неуверенно переспросил он.
– Именно, – подтвердил я.
– Ладно, спрошу, – согласился он и с видимым облегчением вздохнул. – Может и впрямь ты…, – и вяло махнул рукой, давая понять, чтоб я уходил. – Завтра к вечеру заглянешь.
Я не спешил, прикидывая, рассказать вначале о моей затее самому или нет, но затем решил – не стоит. Еще обидится, узнав, что именно я был инициатором его сватовства к австриячке. Иное, если расскажет Мария Григорьевна. Тогда он решит, будто все придумала его матушка.
– Как повелишь, – кивнул я. – Но об одном предупреждаю заранее. Ты мне насчет оправданий на Малом совете напомнил, на которые я скорый. Знаешь, государь, терпения должно быть или много, или чтоб мало никому не показалось! Так вот у меня его было много, но кончилось, а потому завтра мало никому не покажется, ибо напраслин я больше терпеть не стану. Не хочешь крикунов унять, я их сам уйму.
– Твори что хотишь, – небрежно отмахнулся он, занятый своими мыслями.
– Вот и славно, – кивнул я. – Ты сказал – я услышал.
У себя на подворье я выдул вместо одной аж три чашки кофе, пока прикидывал и размышлял. Марина сдержала свое слово. Рогатин действительно оказалось две. Первая – обвинения в якобы предательстве, сговоре с Сигизмундом и моем злом умысле на царский трон, провались он пропадом. Вторая касалась моего отвратительного нравственного обличья.
Рогатин две, а мишка один. Какую ломать в первую очередь? О том и думал. Наконец пришел к выводу, что первую. Со второй у косолапого есть защитники, и не один. Точнее, не одна. Помимо Марии Григорьевны имеется и Галчонок. Стоит мне завести Федора в сарайчик, приспособленный под тренажерный зал, и велеть ей продемонстрировать пару приемов, как вопросы отпадут. Да что приемы, когда вполне хватит одного метания ножей, освоенного ею на уровне спецназовца – с двадцати метров вгоняет в щит все десять, из них не меньше семи-восьми в яблочко.