Тот недовольно поморщился, небрежно отмахнувшись:
– Чай, дело прошлое, да и не о том ноне речь. Лучше поведай, князь, яко ты…., – но, торопясь отвести разговор с щекотливой темы, стал плести какую-то ахинею, на что я ему и указал:
– Ты уж прости, боярин, но скажу как есть. Бывает глубина мысли, а у тебя скорее глупина. Сам-то понял, о чем молол?
Отмахнувшись от Черкасского, начавшего было свой очередной наезд на меня, я посоветовал задире:
– Твое мнение настолько ценно, что я на твоем месте спрятал бы его куда подальше и никому о нем не говорил.
Но больше всего досталось от меня братьям Романовым. Иван Никитич едва открыл рот, успев произнести одно-единственное слово: «Думаю», как я его перебил:
– Думаешь ты хорошо – соображаешь плохо.
Масляно улыбающемуся мне Федору Никитичу, попытавшемуся дать мне «добрый» совет не ершиться попусту, ибо он зла на меня отродясь не держал, я, недолго думая, выпалил:
– Вот это точно. Ты зла на душе никогда не держишь – все людям отдаешь, все людям…
– Ну ты, князь, не больно-то, – буркнул он. – Говоря по совести….
И вновь я не дал ему договорить:
– Начнем с того, что, говоря по совести, тебе ее все время не хватает.
– Кого? – недоумевающе уставился на меня Романов.
– Да совести же! – пожал я плечами. – И вообще, боярин, дабы впредь не выглядеть дураком, не строй из себя умного.
Хлестал я направо, налево и наискосок, не взирая на седины и прочие наглядные атрибуты почтенных лет. И не просто огрызался, но шел в атаку, язвя и насмехаясь, и последнее их бесило сильнее всего. Впрочем, так оно и должно быть. Это критику можно пропустить мимо ушей, проигнорировав ее, но насмешка сродни унижению – такое не пропустишь. Особенно когда и соседи по лавке, заслышав нечто язвительное про тебя, не выдержав, начинают усмехаться. Но они сами виноваты. Выбирали бы что-то одно: либо делиться мыслями, либо скрывать глупость, и я бы их не трогал. Да и родители меня учили, что долги надо отдавать в любом виде, а у меня их скопилось столько – будь здоров.
Годунов взирал на меня, открыв рот, подобно Репнину, но, благоразумно помалкивал. И слава богу. Боюсь, в тот момент я мог бы не удержаться и ответить на его реплику… гм-гм… не совсем вежливо, ибо «Остапа понесло». Встрял престолоблюститель лишь через полчаса, решив, будто я уже выпустил пар. Мол, не пора ли угомониться, княже. Но я и тут не удержался, огрызнувшись:
– А как мне угомониться, государь, когда сколько ни поясняю твоим советникам, а у них в одно ухо влетает, в другое вылетает. А знаешь по какой причине? Да потому что между ушами у них ничего нет. И на всякий случай продемонстрировал, где именно пусто.