– Видел я твое отечество знаешь где? В стончаковой избе. Оно там как раз поверху плавало, когда я над дыркой примащивался.…
Расчет оказался правильным.
– Это ты меня, царского братана[26]…?! – задохнулся от ярости Федор Никитич и распорядился: – А ну, други, обходите его с боков, а мы с братцем, – и он, не договорив, с посохом наперевес, ринулся вперед, а вслед за ним его брат Иван Каша.
Молодой Василий Сицкий, послушно выполняя волю боярина, метнулся, заходя справа. Толстый Иван Иванович Годунов, не столь резво, но направился следом. А вот Репнин и Троекуров хоть и подались влево, но куда медленнее и с опаской, не столько обходя меня, сколько отходя. Значит, разобраться с братьями Никитичами успею, и я, чуть увернувшись от устремленного мне в лицо посоха, перехватил руку Романова и, слегка подсев, продемонстрировал боярину классический бросок через себя.
Тяжелый, гад, оказался. Эх, видел бы меня мясник Микита, перестал бы рассказывать, как я держал за ноги лошадь, отмахиваясь ею от ляхов при обороне православных святынь. Куда мне до коней, когда я и этого козла поднял с превеликим трудом. Даже дыхание сперло, поэтому шмякнул я боярина на пол не сразу, чуть подзадержавшись. Но пауза оказалась мне на руку, поскольку Каша напоролся на его каблук и отпрянул назад, а я, вдобавок, пошатнувшись, немного повернулся, да так удачно, что метнул этого гада аккурат под ноги набегающему Сицкому.
Жаль, обилие одежды сделало боярское приземление не таким болезненным, как мне бы хотелось, но ничего не поделаешь. Зато бедный Вася споткнулся, зацепившись за романовскую ногу, и полетел на меня. Оставалось подставить колено. Раздался глухой хруст и я понял, что в ближайшие пять минут стольник выведен из строя – со сломанной переносицей воевать несподручно. Да и Годунов, следовавший за ним, отпрянул назад, остановившись в нерешительности.
Замешкались и Троекуров с Репниным, продолжавшие свой глубокий обход с фланга. Остановившись, они озадаченно переглянулись, переминаясь с ноги на ногу и у меня хватило времени подмигнуть Власьеву. Ну да, здесь с выходом из палаты тоже строгая субординация, так что дьяк и два его писца-помощника покидали наши заседания самыми последними. Сейчас они во все глаза наблюдали за разгоревшимся сражением. А я, разведя руками, весело прокомментировал ситуацию:
– Вот так всегда: сделай умным людям замечание и сразу поймешь, с какими дураками связался.
Дьяк не откликнулся, продолжая благоразумно помалкивать. Он даже удержался от улыбки, хотя, как он впоследствии признался, ему это стоило немалых трудов. А я, краем глаза подметив, как дверь открылась и на пороге появились пятеро моих гвардейцев во главе с Дубцом, рявкнул: