Поприсутствовав всего час на первом заседании Малого совета я понял, что расклад, полученный от Власьева, верный на сто процентов. Верный и… неутешительный. Одну половину Малого совета возглавляет мой тайный враг, следовательно, ничего хорошего ожидать от его сторонников нечего. Да и во главе второй половины тоже враг. Помнится, именно по приказу бывшего главы Аптечного приказа Семена Никитича Годунова я в свое время угодил в застенки Константино-Еленинской башни, а позже я его туда сунул. Сегодня же он на одном из самых почетных мест, рядышком с Романовым.
Прочие политкаторжане, как я огульно окрестил всех бывших ссыльных «годуновцев», вроде бы должны быть на моей стороне, поскольку после моей женитьбы на Ксении станут родней и мне, но это в теории. И тут Афанасий Иванович прав. Не пойдут они против Федора Никитича, столько для них сделавшего и сулящего сделать еще больше. Даже если Семен Никитич им такое скажет, все равно не пойдут. Но последнее случится навряд ли, ибо в настоящее время он весьма дружелюбно настроен по отношению к Романову, а тот к нему.
И не скажешь, что были у них в недалеком прошлом контры, да какие. Ведь сыск-то по делу о воровстве братьев Романовых против государя[5] Бориса Федоровича возглавлял именно Семен Никитич Годунов. Зато теперь, судя по добродушным разговорам, все забыто. Надолго ли – бог весть, но пока промеж них тишь, гладь, да божья благодать. Вон с какими милыми улыбками переговариваются друг с другом. Прямо тебе родные братья. Впрочем, отчества у них действительно сходятся: оба – Никитичи.
От остальных членов Малого совета, признаться, у меня тоже остались малоприятные впечатления. Признаться, до этого заседания я был куда лучшего мнения о родичах своего ученика. Ну, смалодушничали, поехали кланяться Дмитрию, бросив царственную семью на произвол судьбы. Не украшает такое поведение, что и говорить, но понять можно – заботились о своих близких, коим грозила нешуточная опасность. Ну и инстинкт самосохранения сработал. Но как оказалось, и с интеллектом кое у кого немалые проблемы. Осталось посетовать на несправедливость жизни: в большинстве своем люди разумны, но мне почему-то то и дело приходится сталкиваться с меньшинством.
Но обо всем по порядку.
Вопрос, с которого началось, образно говоря, мое падение, касался государева титула. Точнее, поначалу судили и рядили, что указать в грамотке Сигизмунду, содержащей упреки в адрес его подданных, учинивших враждебные действия против Ливонии. Но как-то незаметно от обсуждения текста перешли к иному: обсуждению титула государя. Все никак не могли решить, какой именно – царский или императорский – упомянуть в ней. Последний введен Дмитрием, а потому отказаться от него в какой-то мере означало нарушить заповедь покойного. Но многим очень хотелось вернуться к милой сердцу старине, к которой они и склонялись в своих выступлениях. Дескать, пусть царский, ибо нет смысла оставлять новый, коль его никто не признает.