– А я разве требую объяснений? – Шувалов вздохнул и сжал пальцы. – Я лишь пытаюсь понять. Ты вот мне байки про метро московское, а я тебе сказку про повелителя крыс напомню. Только не про мальчика с гусями, а другого, который умел грызунов направлять туда, куда хотел. Допустим, тот, кто сотворил чудо с Димом, сделал и злодейство…
– Нет! – уверенно сказал Ворон. – Я… могу быть необъективен, в конце концов, тот человек, о котором вы говорите, вернул мне способность двигаться, но он точно никогда не стал бы использовать ничего и никого ради убийства. И еще. Там, в аэропорту, до происшествия на парковке на меня смотрел именно человек. Я видел его и могу поклясться – знал. Но он не имеет ни малейшего отношения ни к Диму, ни к профессору Сестринскому.
– Сестринскому?! – воскликнул Шувалов. – Это же… Он ведь погиб в тридцать четвертом! О нем и знали-то единицы.
– Я не случайно оговорился. Мне предстоит уйти завтра, и никому не ведомо, вернусь ли обратно. Думаю, вы обязаны знать. Сестринский – тот человек, который сотворил Дима… теоретически бессмертным, и помог мне. Причем вовсе не за мои прекрасные глаза или какие-то заслуги. Он сделал одолжение моему отцу, который, как вам должно быть известно, был отнюдь не так прост, как предполагают. – Ворон потянул руку, и Шувалов легко отпустил ее.
– Спасибо, Игорь. Ты не пожалеешь о рассказанном. Ты успокоил меня, и, обещаю, никто и никогда…
– А я не сказал ничего особенно душещипательного. – Ворон встал и улыбнулся вполне нормально, расправил плечи. – Все будет хорошо, Василий Семенович. Я справлюсь.
Шувалов кивнул:
– Береги мальчишек. И себя.
– Тогда до завтра. Потому что если я банально не поем и не посплю, то действительно свалюсь. И придется вам укладывать меня на столе. А когда я проснусь, буду охать и ворчать, озвучивая недовольство своих несчастных косточек, – сказал он и рассмеялся.
– Только не пей!
– Это уж само собой.
– Что-то случилось? – Денис водрузил на стол две круглые пиццы, сделанные на тонком тесте: «Маринару» и «Гавайскую». В том, чтобы заедать одной другую, имелся некий особенный шик. Ворон обожал морепродукты, а Денис пристрастился к ананасу, причем во всех возможных видах – от натурального до консервированного и даже вяленого. Единственное, чего не выносил: слишком переслащенных, явно искусственных соков.
Ворон повел рукой с бокалом. Жидкость насыщенного янтарного цвета колыхнулась и засияла, поймав свет настольной лампы. Денис покачал головой и сел в кресло напротив. Видимо, отвечать на прямой вопрос Ворон не собирался.