Девушки убирали в комнате: выравнивали одеяла, взбивали подушки, встряхивали дешевенькие тюлевые накидки. Наташа, поставив ногу на табурет, быстро-быстро зашивала распустившийся чулок; нога у нее была маленькая и стройная, и, наверное, поэтому как-то особенно несуразно выглядел на ней огромный стоптанный башмак.
Катя остановилась у порога.
— А-а, пришла, — обрадованно сказала Наташа и мелкими белыми зубами перекусила нитку. — Ну, проходи, будь гостьей.
— А где же… — нерешительно спросила вполголоса Катя, усаживаясь на краешке Наташиной койки. Она смутилась: кто знает, что может подумать о ней Наташа?
— Человек, который тобой интересуется? — усмехнулась Наташа. — Всему свое время, не торопись. — Она взглянула на часы-ходики, бойко отщелкивавшие маятником, и крикнула: — Девчатки, время… Кончай базар!
Девушки быстро расселись на своих кроватях, выжидательно поглядывая на дверь. Почти в ту же минуту она пропела надтреснутым, ржавым голоском, и на пороге, в клубах пара, показался… Илья!
— Добрый вечер, девицы-красавицы, — весело сказал он. Увидев Катю, он благодарно улыбнулся ей одними глазами. — Вот видите, опять вместо Ивана Федосеевича я к вам пожаловал.
— А он что же? — встревоженно спросила одна из девушек. — Случилось что-нибудь?
— Ему некоторое время снова приходится грустить в разлуке, вдали от вас… Да вы не беспокойтесь: вообще-то все в порядке. — Он добродушно усмехнулся: — От разлуки девичья любовь еще крепче становится. Не так ли?
Катя не понимала, что здесь происходит. А Илья спокойно снял свою изношенную солдатскую шинель, одной рукой одернул гимнастерку и присел к столу, стоявшему в самом углу, под иконостасом.
Он достал какие-то листки, но подумал и отодвинул их в сторону.
— Подсаживайтесь поближе, — пригласил он. — Наташа, ты насчет дежурства у входа побеспокоилась?
Молчаливым кивком Наташа подтвердила: все в порядке.
— Ну что ж, тогда можно начинать. Как нынче, весь кружок в сборе?
«Какой кружок?» — удивленно подумала Катя, все еще ничего не понимая в происходящем. Но спрашивать было уже некогда. Илья откашлялся и просто, без вступлений, сказал:
— Сегодня, товарищи, мы побеседуем с вами о войне — кому и с какой целью она нужна…
Впоследствии, как Катя ни напрягала память, она так и не смогла вспомнить всего, о чем говорил в тот вечер Илья. Она расширенными, изумленными глазами смотрела на него, словно не узнавая того застенчивого, простоватого паренька, и все ей в этот вечер казалось необычным, неожиданным, диковинным: и этот однорукий солдат, которого она вдруг увидела в совершенно ином свете, и то, что, обращаясь к девушкам, Илья называл их товарищами, и то, как горячо, возбужденно, враз заговорили девушки, когда Илья спросил: