А проулок такой, что никто почти там не ходит…
И ежели по-незаметному тот люк приподнять, то под ним, родимым, тот ящичек с мульёном как раз-то и прячется!..
Очень живо это все Федька себе представил, потому что и проулок, и люк тот видел не раз.
Понятно, никакого мульёна в люке никогда не лежало, а прятал там вор по кличке Цыган свой маузер, потому как сам со своей марухой Стрелкой в этом деревянном домишке жил, а маузер в люке прятал на случай облавы — Федька однажды нечаянно проследил. Понятно, никому рассказывать не стал — Цыган, прознай он о том, в минуту башку бы отвинтил, не замедлился.
Но про маузер Федька сейчас не думал вовсе — уже сам верил, что в люке ящичек с толстыми, новенькими денежными пачками. С мульёном!
Хороший такой ящичек, струганый! А пачки в нем — и вовсе любо-дорого посмотреть!..
Так размечтался, что не заметил, как этого Барабанова уже и след простыл…
Хотя нет — вон мелькнула треугольная башка как раз при входе в тот самый проулок. Шустро торопился гуттаперчевый за смертью за своей…
Он же, Федька, — со всех ног к домишке тому деревянному, только с другой стороны. И ну колотить кулаками в дверь, ну орать:
— Дяденька Цыган, дядечка Цыган, откройте, дядечка Цыган!
Дрожал, конечно: Цыган — гроза всей Сухаревки; помня, однако, что нынче он не какой-то Федуло, а Викентий-второй, кое-как перемог свой страх.
Цыган наконец открыл, рожа заспанная, от самого перегаром разило за версту, потому был злой как черт и со зла, известно, на все способный.
— Ты чего, мазурик? Жить, что ли, наскучило?
И маруха его, Стрелка, голос подает:
— Кого там принесло? Поспать не дадут, черти! Дай ему, Ванечка, по макитре, чтоб не очухался!
— Простите мазурика, дядечка Цыган! — заторопился Федька, покуда вправду по макитре не получил. — Там, за домом, какой-то шнырь люк открывает. Думаю — надо бы вам по-быстрому сообчить.
Цыган хоть и был после попойки, но башка, видно, еще кое-как работала, мигом все сообразил.
— Шнырь — один? — спросил.
— Да один-одинешенек! Хилый такой! С башкой треугольной!
— И давно он там шустрит?
— Да вот только что люк открывал, гад. Я, как увидел, сразу к вам!
Маруха, видно, в окно выглянула — тоже из комнаты подтвердила:
— Ой, Вань, а он уже влез!.. Точно, треугольный! Вот же урод!
— Щас поглядим, с какой он башкой будет, покойник… — прохрипел Цыган. С этими словами оттолкнул Федьку, вышел и завернул за угол дома.
А Федька — назад, на Сухаревку. О Барабанове уже можно было и не думать: лишнее. Уж Цыган-то о нем позаботится. К лету, глядишь, отыщут. Может, тогда и узнают по гуттаперчевой голове…