— Бенни, у меня всего только ночь!, — Проквуст вскочил и сжал Адамса в объятиях. — Как же я рад тебя видеть, друг!
— Я… — Бенни ничего не смог выдавить из себя, его душили слезы, их нельзя было отнести ни к радости, ни к восторгу, их можно было сравнить только с взрывом вулкана или бомбы, зарытой в самые глубины души. Этой бомбой была чудовищное чувство вины перед Георгом, которому рок преподнес самую трудную роль — пожертвовать собой ради других.
— Господи, Бенни!, — Георг счастливо засмеялся. — Ты плачешь?!
— Уже нет, друг мой. Сейчас я просто счастлив. — Адамс отодвинул Проквуста от себя. — Ты выглядишь совсем молодым, Георг.
— Это только в твоем сне, а так я просто приведение. Пойдем к костру.
— Да, пойдем. Почему ты сказал приведение?
— Ну, скорее дух.
— Понятно. — Грустно отозвался Адамс. — Честно говоря, я предполагал нечто подобное. — Он поднял на друга глаза. — Кто первый?
— Давай ты, Бенни, я так соскучился по Ирии.
— Хорошо. Когда ты вошел в Черный Кристалл, он дрожал как студень, а потом взорвался, и осталась воронка, не стало не чертова камня, ни тебя…
Харман оказался талантливым администратором. Встряска, устроенная ему Адамсом навсегда сделала его лояльным к новой власти, тем более, что он получил ее в еще большем объеме, чем прежде. Он метался между ближайшими городами, восстанавливая хоть какую-то законность, организовывая учет и охрану продовольствия, руководя эпидемиологическими мероприятиями. Удалось сохранить четырнадцать городов, куда успели поставить градоначальниками выходцев из Горной страны, выпускников школы, где Георг учился. Только благодаря их самоотверженности, железной воле, а также авторитету их даров, удалось сохранить порядок в этой части континента. На остальной территории царила анархия, от напора которой спасали размеры выжженной Солнцем степи.
— Ты знаешь, Георг, — грустно повествовал Адамс, — один я представлял, что там происходит, потому что периодически выходил своим астральным телом на разведку. Все другие способы были бесполезны. Мы посылали туда и разведчиков, и парламентеров, даже делали военную экспедицию, никто не вернулся.
— Но почему?!
— Такой тьмы, как на Диком севере, я не мог себе представить ни в одном фильме ужасов. Я видел, как обезумевшие люди ели друг друга! Охотились и ели! Огромные города стояли пустыми каменными коробками, в которых разваливались дома, словно во время войны. Оказывается после тысячелетий облучения антиэнтропийным полем, при его отключении износ материалов ускоряется многократно. За несколько лет большинство городов превратились в руины. Обезумевшие люди, лишившись тонкого покрова благ цивилизации, оказались неспособными себя кормить, обогревать, растить потомство. Я плакал, глядя на плоды нашего вмешательства, спрашивал себя, правы ли мы были, разрушив пусть порочную, но все-таки благополучную для многих систему. И я не мог ответить однозначно. Только воспоминания о временах, когда я сам был дохом, давали мне уверенность, что наваждение дьявольского кристалла должно было быть разрушено. Мне так хотелось им помочь, но что я мог?! Из миллионов отчаявшихся людей я выбирал более-менее адекватных и сильных личностей и по возможности внушал им цель: идти на юг. Многие принимали это пожелание за свое собственное озарение, и если их сразу не убивали, организовывали людей и одержимо шли в выжженные степи. Мы с риском для жизни собственных людей делали хранилища еды и воды на пути этих групп, но кто-то не доходил, кто-то не находил, а кое-кто находил и перегрызал другому глотку за владение этим богатством. Таких мы к нам не впускали, а если не уходили добром, уничтожали. Ты качаешь головой, осуждаешь, но поверь, другого выхода не было. Хаос продолжался сорок лет, потом пошел на убыль. Однажды я обнаружил, что еще дальше на севере и на восточном побережье континента цивилизация сохранилась. Одним помогли леса, другим море. После долгих переговоров они признали главенство нашего монарха.