Мой старенький верный нож мелькнул в разогретом воздухе тусклой молнией. Я не очень хорош в метании, потому и не стал целиться во всадника. Лезвие, вращаясь, как лопасть вентилятора, чиркнуло по крупу лошади, оставив длинную и болезненную даже на вид царапину.
Кобыла взбесилась и стала на дыбы. Ковбой, издав повисшее в воздухе восклицание, выронил орудие и раскинул в воздухе накрытые белой накидкой руки, на манер Иисуса в далеком и прекрасном Рио-де-Жанейро. Балансировал, должно быть. А может, вообразил себя балетным плясуном в этом, как его… «Ла Скала».
Меня бы вполне устроило и его падение на землю — одинокого, изумленного и без оружия, но все получилось даже лучше. Лошадь понесла, а нога сопляка застряла в стремени, увлекая остальной организм за собой. А вы думаете, зачем нормальные ковбои, вроде меня, носят широкие сапоги без шнуровки? Правильный ответ: из них легко вылететь и остаться в живых. Суровый, но необходимый урок для молодой поросли.
Веселые мысли прервала капля пота, упавшая с промокших насквозь волос в пыль. Пыль и жара. Я все еще торчал на пустынной дороге, а время тем временем шло, запруда стояла, и те ребята на ней продолжали пить, ржать и мочиться в воду. Каламбур засчитан, но в командный зачет не пойдет, как неспортивный. Поторопиться мне нужно, вот что.
Зачем-то пригнувшись, словно героический боливийский партизан, я понесся по дороге, не забыв подобрать и обтереть мой заслуженный нож. Вот все-таки больше у меня уважения к холодному оружию, до чего оно себя здорово показывает. А вот и лошадка! Далеко скакать не стала, успокоилась и принялась щипать травку на зеленой половине этого мира. Белый ковбой все еще болтался ногой в стремени, но звуков не издавал, стало быть, либо решил отдохнуть без сознания, либо и вовсе окочурился. Поможем гражданину.
Я извлек ботинок из стремени, погладил лошадку по шее, привязал ее к вогнанному в мягкую землю металлическому колышку из сумки несостоявшегося ковбоя. Бывшего всадника я оттащил на подветренную сторону, проверив мимоходом самочувствие. Нет, живой, только на башке здоровенная шишка — не иначе о камень приложился. Сотрясение, наверняка. Доктора бы ему, да откуда тут, в пустыне, доктор? Милосердие — вот наш девиз.
Я чиркнул ему по глотке лезвием, полюбовался на карминовую змею, облюбовавшую себе место на шее вместо модного галстука, и направился дальше.
Окончательно я спустился в речную долину чуть после того, как миновал запруду. Насколько удавалось видеть, никого не потревожил ни мой разговор с ковбоем в белом, ни последующее общение с ним и нервной лошадкой. Тишь да гладь царила внизу, и мне это очень нравилось. Вот только время… оно определенно поджимало — полчаса, данные мной Алике до начала всей потехи, были уже на исходе.