Трудно сказать, почему это меня разочаровало. Наверное, я ждала чего-то другого, но в этом не было ее вины. Неоправданные ожидания — проблема того, кто ожидает, ведь так?
А еще у нее часто шла носом кровь. Я давно заметила связь — она расплачивалась за каждый мой «рывок», каждое использование моей силы. Почему так — не знаю. Но отныне я была ограничена в её использовании. Спелёната по рукам и ногам нежеланием причинять ей боль. Заперта в клетке своей любви.
Понимаете? Макс была такой, как мне хотелось, когда мне этого хотелось. Своими неосознанными желаниями я, вполне возможно, меняла ее. Меняла ее суть и естество. Я не знала, было ли так на самом деле. Но так могло быть, и осознание этого убивало меня. Убивало меня каждый день.
Неприятное откровение заключалось в том, что в мире всегда, в любой ситуации, на одного человека больше, чем следует. Всегда. Раньше этим лишним человеком стал мистер Джефферсон, потом я откупилась от зубастой судьбы Нейтаном — все ради того, чтобы быть рядом с Малышкой, Максин, Макс, но…
Но в мире всегда на одного человека больше, чем следует. В этот раз лишним человеком стала я.
Осознание этого пришло ко мне тихо, подкралось на мягких кошачьих лапках и устроилось в ногах, беззаботно мурлыкая. Я лишняя в этом мире. Все эти смерти случились из-за меня. Я скрипела зубами по ночам, пытаясь придумать выход. Решить ситуацию, не причиняя боли ни ей, ни себе, ни окружающим. Выдумывала гениальные планы, живущие в прекрасных замках из песка. Засыпала под утро, почти убежденная, что в этот раз все получится. Но приходил день, и явившаяся с океана волна размывала мои мысли, превращала замки в уродливые оплывшие формы. Разбивала надежды. И выхода не было. Не было.
Я поглядывала на последнюю оставшуюся у меня фотографию, ту самую, у «Макдональдса», прикидывая, как можно вернуться туда и что сказать Малышке, как заставить историю свернуть на другую дорогу. Я глазела на нее — по правде говоря, довольно часто, твою мать, каждую ночь, каждую гребаную ночь — но ни черта не могла придумать. Я могла заставить мир плясать под мою дудку и исполнять желания — но в этом не было никакого толку, раз нельзя было исправить уже случившееся.
Или можно?
Я расплатилась наличкой с улыбчивым бородатым толстяком за стойкой и вернулась за наш столик. Макс уже накинула курточку — поздней осенью бывает прохладно даже в Калифорнии — и вопросительно уставилась на меня.
— Вспомнила кое-что, — сказала я небрежно. — Ты говорила насчет своего портфолио, так? Что включила туда фотку с Золотых Ворот, еще что-то… Можно взглянуть на него? Всё целиком?