После салюта еще посидели немного и родители засобирались домой, почувствовав, что дочери требуется отдых, все-таки рожать через полтора месяца. Стали одеваться и Михаил с Василисой. Полдеревни наблюдало тайно из дворов, что полковник ушел с Яковлевыми. Кто-то обрадовался, а кто-то вздохнул…
Василиса пришла домой, упала на кровать, не раздеваясь, обняла подушку и долго лежала, уткнувшись в нее. Ее любимый мужчина был счастлив с другой, а муж говорил терпеть, не твой он. Сколько терпеть, чего ждать, что имел в виду муж, Василиса не понимала? Если бы он пришел к ней вчера — отдалась бы ему вся безраздельно, а сегодня она думала уже и о Светлане. Михаил… прекрасная пара… но не тянуло ее к нему, не тянуло совсем. На завтра, вернее уже на сегодня, она снова приглашена. Идти? Она так и уснула в раздумьях, не раздеваясь.
Михайловка дымила трубами на рассвете, подавая признаки жизни старинным способом. Дороги, как таковой, не было и в самой деревне — шли от дома к дому узкие людские тропинки, по которым легко определить: кто к кому ходит.
Не та стала деревня, которую помнил Борис с детства. Без транспорта какие могут быть дороги — тропинки, сходящиеся на одном дворе, словно в Риме. Единственная улица без проезжей части и тротуаров.
Сейчас от каждого дома тянулась лыжня в лес через речку: охотники ушли в тайгу за пушниной. Остался нетронутый лыжами снег у Михайловского, Яковлевского, Василисиного и тетки Матрены дворов, да Колькина лыжня шла в поселок на работу.
Деревня, милая деревня,
Забытый край земли родной,
Твои иссохшие коренья
Позвали путника домой.
И он пришел, надежды полон,
Построить новые дома,
Но быт деревни слишком солон,
В глуши находится она.
Течет река в свою обитель,
Пустым окном глядит изба,
Давно покинул ее житель,
Такая ей дана судьба.
Присел наш путник на крылечке,
Окинул взором старый двор,
Деревня в брошенном местечке
Фортуне шлет немой укор.
Когда-то трактор и комбайны,
Машин урчащих хоровод,
Такие снились ей дизайны
Среди заброшенных дорог.
Пустым окном изба тоскует,
А старый флюгер все звенит,
И с ветром радостно воркует,
Что перемены всем сулит.
Часто думал о судьбе деревни Михайлов. Чтобы там не ворковал и не названивал флюгер, он понимал прекрасно, что таким деревням не выжить в этом веке. Он еще не говорил со Светланой, но знал, что через семь лет уедет отсюда — появится ребенок, окрепнет на деревенском воздухе и пище, настанет школьная пора. Увезут они с собой и родителей, купят квартиру в городе.
Из ста домов осталась лишь четверть со стариками, дети которых не имеют возможности забрать к себе в город самых близких людей. Село будет развиваться, но вблизи шоссейных и железных дорог, а такие, как Михайловка, исчезнут с лица земли. Наверное, через сто-двести лет опять приживутся здесь люди, а пока стареет и умирает глубинка.