Падая, архиепископ в гневе и унижении ударил Франческо по шее — и они закачались вместе. По улицам волокли виновных и безвинных. Площадь была усыпана выколотыми глазами и отрезанными ушами, украшена насаженными на пики головами. А против дверей Синьории уже возводилась настоящая виселица.
Девизом этого дня было неистовство. Судя по всему, оно же станет девизом последующих дней.
Когда архиепископ замер в петле и побагровел, на подоконник выволокли Николини. Он стоял недвижно, покуда с него сдирали одежду, и смотрел прямо вперёд, даже когда после сильного тычка повис рядом с архиепископом.
Леонардо, смотревший на эту сцену, оцепенел от ужаса. Если Николини поймали вместе с архиепископом, то, возможно, и Джиневра в опасности... Ему стало страшно и одновременно по-звериному жутко и весело. Он должен идти, должен найти Джиневру и уберечь её от опасности.
— Разве он не был твоим другом? — спросил вдруг Лоренцо, подразумевая Николини.
Леонардо с удивлением взглянул на него. Лоренцо не мог не знать, что Николини — его смертельный враг. Впрочем, Лоренцо был сейчас вне себя. В уголках его рта вскипала пена.
— Нет, Великолепный, я ненавидел его.
— А-а, — сказал Лоренцо и сразу отвернулся от Леонардо, отвлечённый настойчивыми славословиями толпы.
«Смерть предателям!» — перекатывалось по городу. Клич был слышен от Палаццо Медичи до Понте Веккио. Леонардо спешил к palazzo Николини. Он держался переулков и боковых улочек, где не было толпы. В воздухе висела вонь от мочи, крови и гари. Целые кварталы были охвачены огнём. На улицах плакали дети. Из окна второго этажа, прижимая к себе ребёнка, выпрыгнула женщина; платье её горело.
— Ты подонок Пацци? — крикнул крепкий оборванец-араб, явно вожак столпившейся вокруг него шайки. Он замахнулся мечом на Леонардо, но тот успел нырнуть в проулок. Нужно было спешить. Спасти Джиневру.
Снова трупы. В переулке кричала женщина. Леонардо мельком заметил оголённую грудь. Будут ещё и насилия и убийства — день только-только подошёл к середине. Что-то принесёт ночь? На улицах царило безумие, даже там, где людей почти не было. В этом было что-то опьяняющее. Но Леонардо сейчас владел только страх за Джиневру.
Большая дубовая дверь palazzo Николини была разбита.
Левой рукой Леонардо выхватил из ножен меч, в правой сжал кинжал — и так он проскользнул в окружённый колоннами дворик. По каменным плитам бегал павлин. У парадных дверей, полуотворенных, стоял слуга. На первый взгляд казалось, что он просто прислонился к двери — на деле его прикололи к ней копьём.