Мы в порядке. Во вполне безопасном месте. Я позабочусь о нас. Полиция уже в зоопарке?
Не знаю. По телефону никто ничего не говорит. Еду в зоопарк.
– Тот кранопотам не может двигаться, мама, – шепчет Линкольн. – Тот кранопотам совсем не двигается.
– Но я думала, это лазающий тип, – говорит она, одновременно набирая текст.
«Один преступник, – думает она. – И все силы полиции. Разве не должны быть здесь бронемашины, и очки ночного видения, и газ, и агенты ФБР? С момента первых выстрелов прошло по меньшей мере полчаса».
Почему все тянется так долго?
Не имею понятия. Собираюсь выяснить. Люблю.
Линкольн что-то говорит. Ей кажется, он повторяет свои слова.
– Что, детка? – спрашивает она.
– Раньше он лазал. Этот кранопотам раньше лазал, мамочка.
Если не реагировать, он будет все повторять.
– Понятно, – быстро произносит она. – Верно. Этот кранопотам раньше лазал.
Уставившись на кран, Линкольн жует свой воротник.
– Думаю, он мертв, – говорит Линкольн.
Она смотрит на сына, в ее руке светится мобильник.
– Наверное, он спит.
– Нет, – возражает Линкольн. – Он умер. Кранопотамы очень легко умирают.
Она вновь опускает глаза на экран мобильника и пишет Полу, что свяжется с ним позже. В пятый или шестой раз она убеждает себя, что в телефоне включен режим без звука. Она заставляет себя положить его на землю рядом с собой, вновь оказавшись наедине с сыном, когда никто не может ей помочь. Никто, кроме мертвого кранопотама.
– Думаю, он спит, – повторяет она.
Линкольн продолжает грызть воротник рубашки. Обычно она просит его перестать, но сейчас делает вид, что не замечает этого.
– Я хочу пить, – шепчет он.
Джоан рада смене темы разговора. Она лезет в сумку, довольная тем, что сегодня не стала настаивать на том, чтобы он пил из питьевых фонтанчиков.
– Вот, отхлебни немного. – Она протягивает ему пластиковую бутылку с водой.
– Ммм, – мычит он, сделав большой глоток. Над его верхней губой появляются блестящие мокрые усы. – Холодная.
Он пьет еще, по подбородку стекает вода. Наконец он опускает бутылку и рубашкой вытирает рот.
Раз или два, разговаривая со взрослыми, вместо слова «пить» она употребляла слово «хлебать». В их доме это привычное слово, одно из многих, появившихся после рождения Линкольна. Детский нагрудник – это «опрятная собака», потому что у них есть книга, в которой неряшливая собака пачкается едой, а опрятная собака надевает детский нагрудник. «Можно мне „опрятную собаку“?» – просит он, если видит, что его рубашка пачкается. Костяшки пальцев он называет коленями пальцев. А когда он был маленьким, еще даже не совсем самим собой, то называл мяч «мясь», а изюм – «зюм». Чтобы показать, что хочет рисовать, он шмыгал носом, потому что как-то вместо рисования пальцами они попробовали рисовать носом, и это произвело на него впечатление.