«Еще проболтаешь пятнадцать минут, – подумал я, глянув искоса на часы, – опять поругаешься. Рыбу уж наверняка к его приходу не успеешь пожарить».
– Ладно, побежала на телеграф. Звоню, а сама дрожу, будто я это ошибку сделала. Гудки длинные долго, и каждый гудок как ножом… Наконец-то взяли. Мужской голос, басовитый такой. Я скорей: «Здравствуйте! Виктор?» – «Он самый», – оттуда. «Виктор, – говорю, – это такая-то, такая-то. Помните?» – «Ну», – слышу, сразу насторожился. «Вам Зоя деньги сегодня послала?» Он опять: «Ну. И чего?» – «Так это не ее деньги!» Объяснять стала все, он молчит, не перебивает, слушает. «Так вот, – говорю, – почтальонка пожилая женщина, тридцать лет безупречной работы, и вот теперь ей – хоть под суд. Выплатить такую сумму она никогда в жизни не сможет». – «Что ж, – Виктор мне, – это ее проблемы». Опять эти чертовые «проблемы». Прямо бесит. Чуть что: «ваши проблемы», «ее проблемы». Научились… «Виктор, – говорю, – ведь это же не по совести. Нельзя так, за счет чьих-то ошибок». Ну и начала про человеческие отношения, про всё, а он вдруг как с цепи сорвался, как начал меня крыть, как начал! «Если ты, – говорит, – такая-растакая, к моим еще сунешься, я приеду – я тебе, сучка такая, всю задницу распинаю, ты от меня по сортирам прятаться будешь! Лохов нашла! Я приеду, такие деньги тебе устрою! Ты у меня повертишься!» Хотела трубку бросить, и тут в голове так – щелк. «Нет, – думаю, – это ты повертишься». И решила обманом его припугнуть. О-хо-х… – Соседка что-то неслышно, себе, коротко прошептала и затараторила дальше: – «Так, – говорю официальным голосом, – я хотела по-соседски, по-хорошему, но, видать, не получится. Я, – говорю, – звоню не как подружка ваша какая-то. Я все-таки начальник городского почтамта. Телефон подключен к магнитофону, и наш разговор записан. Сейчас же я несу кассету в РОВД – пускай они разбираются. Ваша мать пойдет как мошенница, а вы – за угрозы насилия. До свидания, Виктор». И делаю вид, что трубку вешаю, а оттуда ор такой, но не хамский уже: «Погоди! Погодите!» – «Что еще?» – уже совсем холодно так. «Ну, – он мне, – извиняюсь, погорячился. На работе неприятности». – «Это не повод». – «Да я понимаю, – вздыхает. – Короче, завтра мать к вам зайдет, поговорит». Чувствую, смягчаться сейчас не дай бог, и так же: «О чем? Теперь больше не о чем говорить». А у него голос, наоборот, жалобный стал совсем: «Вернет она всё. Сейчас отобью телеграмму. Скажите адрес, как вас там найти, время».
Словно заново пережив напряжение этого разговора, соседка тяжело простонала, вытерла платком пот с лица, переступила с ноги на ногу.