Я сидел в машине возле ее дома и думал, что все еще можно переиграть. Можно вернуться домой, позвонить ей и осипшим голосом пожаловаться на простуду. Она простит и поймет. И мы останемся добрыми друзьями. Но здравый смысл сегодня покинул меня еще на рассвете. Мадам начала читать! Значит, все должно складываться так, как написано в сценарии, иначе ее не проймешь.
«Сердце красавицы склонно к измене», — напевал я, поднимаясь к Клариссе. Дурацкий мотив преследует меня всякий раз, когда я чрезмерно волнуюсь. Кларисса стояла в дверях и улыбалась.
— Никогда бы не поверила, что ты еще и поешь.
(То есть предполагала за мной многое, кроме как…)
Лицо ее светилось ожиданием, волосы блестели даже в тусклом свете лампочки, мерцающей над дверью.
— Входи.
Мила, как всегда. Пытается догадаться, зачем я пожаловал. Но при всей ее проницательности тот кошмар, с которым я прибыл, в голову ей не придет.
Комната похожа на операционную — нигде ни пылинки, ни соринки. Хотя Кларисса на хирурга не похожа. Скорее похож на него я — стараюсь быть предельно точным: никаких пауз, вздохов и рассеянных взглядов. Кларисса — милая девушка, с ней легко и приятно, но, судя по некоторым признакам, любовь ее тяжела, как стопудовая гиря. Как лужица клея-момента — шагнешь и влип. И зачем я только пришел? Мне вряд ли удастся совместить деликатность, дистанцию, светский тон и то предложение, которое я намерен ей сделать.
— Кларисса!
— Не в коридоре, — перебила она меня, буквально вталкивая в комнату и плотно закрывая дверь своей комнаты. — Вот теперь, пожалуйста.
Но заготовленные слова разлетелись, и я жестикулировал, как глухонемой, не в состоянии вымолвить ни звука, опасаясь, что она меня неправильно поймет. Так и случилось. Кларисса расслабилась, потянулась, как кошка (маленькие кругленькие кошки тоже не лишены грации), и направилась к буфету. Я что-то пытался промычать ей вслед, но поздно, дверцы были раскрыты, паутина сметена небрежным жестом, и на свет божий явилась бутылка «токайского».
— О-о-о! — Мой возглас можно было принять и за вопрос, и за радостное ликование, и за категорический отказ одновременно.
Кларисса приняла его за восхищение маркой напитка.
— Купила как-то по случаю, да совсем позабыла о нем, — проворковала она. — Любишь?
Я внутренне содрогнулся, но тут же понял, что это она про вино.
— Ну-у-у-у…
— Ты сегодня какой-то особенный, — кокетливо сообщила мне Кларисса.
Все, пора брать себя в руки. Иначе уйду отсюда, так ничего и не сказав, или, что еще хуже, инсценировку, которую я задумал для Мадам, нужно будет разыгрывать еще и для Клариссы.