В сумке стоял хорошо знакомый чугунок, до верху заполненный золотыми украшениями.
– Что же это? – почти беззвучно прошептала девушка. – И не взял ничего.
Она вскочил на ноги, долго смотрела на содержимое сумки, тяжело дыша. Потом упала на кровать и заплакала.
Двое дружинных на воротах даже отошли в сторону, не желая разговаривать с опальным чемпионом. Платон поправил притороченный к седлу мешок, Глаша обхватила его за плечи и прижалась плотнее.
– И чего ты дома не осталась? – спросил молодой человек.
– Ты не думай, батюшка, – скороговоркой ответила девушка. – Я тебе в тягость ни за что не стану. Я и готовить буду, и одежду чинить. И за конём. Конь-то он ведь сам знаешь, как. Его и корми, и пои, и чисти. Да выгуливать, ежели где останемся, убирать. Я, батюшка, всё могу.
– Да ты-то можешь. А я? Я что тебе, рабовладелец какой? Стыдно. Лучше бы дома осталась.
– Не лучше, – тихо сказала Глаша. – Не было бы мне жизни в Калаче. Коназ на тебя за что-то осерчал, да тебя-то и нет. Вот люди на мне и отрывались бы. Я уж лучше с тобой.
– Да куда со мной? Ты что теперь, всю жизнь меня обслуживать собираешься? Да ещё коня. А если меня и правда домой, в мой мир, отправят? Ты-то куда денешься?
– А так и я тоже могу.
– С ума сошла? У тебя там ни документов, ни родни, ни образования. Нет уж.
– Ну… – девушка задумалась.
Она доверчиво положила голову на плечо Платону, пару раз шмыгнула носом. Потом встряхнула косой и предложила:
– Тогда я с тобой хоть бы и до Москвы. Там домов, чай, много. Авось, кому и нужна будет дворовая девка. До Москвы не изгонишь? Я готовить буду. Опять же, коня…
– Дался тебе этот конь! Пешком пойдём. Я по дороге идти не хочу. Неохота никого видеть. И так настроение отвратное, а тут ещё люди.
– Так с конём через лес, батюшка. Это ж какое мучение для животинки. Буреломы всякие, норы да ветки висючие.
Стена Калача как раз скрылась из вида. Платон задумался. А куда действительно девать коня? Ехать по дороге он совершенно не хотел. Видно же, как бедняга мучится под весом двоих людей, да ещё и со скарбом. Опять же, тракт. Ладно бы, мелкая дорога, просёлочная. Там и прохожих нет, можно поразмыслить о причинах такой редкой перемены отношения к нему со стороны Беляны и её отца. А на тракте люди…
С этими мыслями подъехали к большому двухэтажному дому с потемневшей деревянной вывеской. На дощатом щите был нарисован мощный битюг, запряжённый в нагруженную телегу. Текста не было.
Перед воротами стояли как раз две такие телеги.
– Это гостиница что ли?
– Ага, батюшка. Постоялый двор.
– А что ж его рядом с городом-то построили? Калач вон, в получасе.