Фрол строго глянул на Платона.
– Ну?
– Я вам всё рассказал. Если кто хочет меня обвинить, пусть докажет.
Ему вдруг стало понятно, что бояться глупо. Кажется, он приходил к этому выводу уже не первый раз в этом мире. И правда, теперь-то чего бояться?
– Вон, даже не возражает, – продолжал между тем обвинитель.
– Родим, парень прав, ты пошто огульно обвиняешь? Доказать могёшь?
– Да чего доказывать-то? Был бы не подсыл, давно уже так бы и сказал. А он юлит. Ой, лжа всё это, лжа!
Платон обвёл глазами стоящих напротив него. В основном смотрели выжидающе, ни зла, ни обвинения во взглядах не было. Тот самый Родим, что вдруг взъелся, тот выглядел как кобель на цепи – истекающий слюной, того и гляди, пополам перекусит. Но так ли будет, если убрать цепь?
– Да ты, небось, сам подсыл, – неожиданно для всех громко сказал Платон. – Потому и пытаешься чужака на это место установить.
– Кто!? – вскинулся от неожиданности тот. – Я!? Ты… Да ты…
– Ты чего же не возражаешь?
В толпе раздались первые неуверенные смешки. Через минуту вся пятёрка в голос хохотала над красным как варёная свёкла Родимом, а тот, думая, что остальные согласны с обвинением, всё больше злился. Наконец, хлопая по плечам, его оттеснили к столу.
– Я даже не знаю, что вы тут готовите и чего от меня хотите, – вполголоса сказал Фролу Платон.
– Дык… Мы, вроде и не хотим ничего. Мы ж думали, ты коназа нашего сын. Того двадцать лет назад из люльки украли. Отец поперву искал, да не сыскал. Волхв тогда ему сказал, мол, когда ждать устанешь, тогда и свидитесь. А тут ты. И на лицо похож, и из плена сбёг. Вот и решили…
– Ясно. Но это не я.
– Да уж уразумели. Но прости, отпустить мы тебя теперь никак не можем.
– Это почему?
– А потому, что сил наших больше нет видеть, как забирают у матерей детей, как насилуют жён в их домах, на глазах семьи, как людей самого святого лишают – души их светлой. И потому пойдём мы завтрева хором обратно отбивать.
Платон помолчал, а затем, пристально глядя на Фрола, спросил:
– Кто у тебя там?
Тот не стал отнекиваться.
– Жена и сын. Селинку свою я уж и не чаю живой сыскать, а вот Всесвета хотелось бы.
– Понятно…
– Так ты пойдёшь?
Первым порывом было отказаться. Понятное дело, зачем ему чужая война? Надо вон, искать тех, кто может вернуть Платона домой. Но потом в крови заиграл незнакомый прежде азарт. Молодой человек оглянулся. На него с нетерпением смотрели семь пар глаз. Но не нырять же в омут головой, надо сперва хоть разобраться.
– Сколько противников?
– Ну, значит, сам колдун, он велит называть себя сир Симон Кольберон. Понятно, с ассистентом, помощником, значит. Потом, гарнизон у них пятьдесят воев. Все, значит, оружные. Ну и зачарованных двести. Это если не считать жандармов.