А ночью, когда весь дом уже затих, а сам Смирнов давно лежал под тёплой периной и, закрыв глаза, вспоминал рассказы Молчана о противниках, случилось совершенно небывалое. Тихонько, без скрипа, приоткрылась дверь в горницу, на секунду впустив серый полумрак освещённого луной коридора. В этой неяркой мгле внутрь мелькнула неслышная тень. Тут же со стороны входа что-то тихо зашелестело.
Платон не на шутку испугался. А ну, как кто из поединщиков решит убрать тёмную лошадку ещё до соревнований? Он судорожно поводил рукой возле кровати, вспоминая, что тренировки сегодня не было, и меч, с вечера натёртый маслом, бережно опущен в вощёные для красоты ножны. Он чуть привстал на перине и собрался уже кричать, как вдруг рот ему закрыла чья-то рука.
– Тише, любый мой. Пусть никто не знает.
Платон в изумлении упал обратно на подушку.
– Ну, подвинься, пусти любимую.
По голосу было понятно, что Беляна прячет за напускной строгостью величайший в её жизни стыд. Виданое ли дело – дочь самого коназа ночью, тайком, как срамная девка, к парню побежала.
– Что же ты, – еле слышно, боясь выдать любимую голосом, прошептал он.
– Не суди. Пусть лучше так, но я всё равно твоя буду, и ничья больше. Ну, обними что ли?
И она прижалась к парню до остроты возбуждёнными сосками.
Платон обнял милую, погладил по спине, и… испугался. А вдруг сделает что-то не то, не так? Он никому, ни в прошлой жизни, ни здесь, этого не рассказывал, но… В свои двадцать три Платон Смирнов был девственником. И сейчас очень боялся, что не сможет повторить всё, что видел в порнофильмах.
Он глубоко вздохнул, собрался, как перед прыжком в воду, и поцеловал Беляну в губы. Та ответила, руки девушки заскользили по его голой спине, бокам, груди, потом бёдрам… Платон старался не отставать…
Когда сознание вернулось, молодой человек видел мир уже немного в другой плоскости. Рядом лежала его женщина. Его. Что бы дальше не случилось. И сам он тоже стал немного другим. А главное, появилась уверенность в себе.
Смирнов довольно улыбнулся, что, впрочем, в кромешной тьме было ничуть не видно. Но Беляна как-то об этом догадалась, провела пальцем по его растянутым губам, и он понял, что и любимая улыбается.
– Теперь только победа, – еле слышно, но твёрдо сказал Платон.
– Да уж, – со смехом подтвердила девушка. – А то, кто ж меня теперь замуж возьмёт, порченую-то? Если только безродный какой, кому всё равно.
– Никому не отдам, ни ро̀дному, ни безродному.
Он притворно зарычал и накинулся на любимую.
– Нет, всё, – остановила его та. – Побегу я. Да и тебе перед боем отдохнуть надобно.