Она мышкой вынырнула из-под перины, недолго шуршала возле двери, одеваясь. Потом тихо-тихо сказала:
– Простынь выброси. Не приведи, увидит кто.
– Что увидит? – не понял сразу Платон.
– Кровь, дурень.
Она снова хихикнула и скрылась за дверью. Смирнов ещё долго не мог уснуть. То вспоминались ему упругие грудки и мягкие губы Беляны, то отмечал, что на многие ситуации он теперь смотрит иначе. Потом он долго пытался сообразить, зачем Игнату Феоктистову такой огромный шатёр, и даже уже представил того огромным, чем-то похожим на тиранозавра, но без хвоста. То стоял перед ним здоровенный Пётр Створник, с дубиной в человеческий рост, прикрывшись деревянной филёнчатой дверью. В конце на Платона, задрав широкую стальную клюшку, и закрыв левый бок почему-то канализационным люком вместо щита, нёсся, скрежеща коньками по дубовым плиткам, Третьяк, скалясь сквозь сетчатую вратарскую маску.
– Платон, – вдруг закричал он и отбросил в сторону люк. – Вставай, соня, победу проспишь!
Чугунный люк, выполнявший роль щита, вдруг пролетел по непонятной траектории и плюхнулся прямо на грудь Платону, отчего внезапно стало трудно дышать. Тот от ужаса мгновенно проснулся. Возле кровати стоял Молчан, а на перине, прямо поперёк груди лежал Киркелин в ножнах. Молчан с неодобрением смотрел на Смирнова.
– Ты, когда в первый раз ко мне подошёл, что сказал?
Платон сразу же вспомнил их первую встречу и тот разговор. Тогда мало, кто всерьёз поверил, что один неподготовленный мечник смог справиться с тремя бандитами. Да ещё и теми, кто запросто, одним ударом, уложил двоих дозорных. Поэтому, когда к десятнику подошёл виновник происшествия, тот вначале и слушать не захотел.
– Но мне надо, Молчан! – настаивал новичок.
– Зачем? – с усмешкой переспросил дружинник. – Ты и так троих уделаешь легко.
Хорошо, что рядом никого не было, иначе Платон провалился бы сквозь землю от стыда. Он долго рассказывал, как проходил бой. Молчан слушал, не перебивая, иногда только задавал вопросы, когда Смирнов использовал непривычные в этом мире слова. Но решающим всё-таки стала история о том, как Беляна подсечкой вывела из строя главного.
– Кому Беляна, а тебе, новик, Мирослава.
– Беляна! – упрямо повторил Платон. – Я люблю её. И хочу свататься.
От волнения он стал говорить короткими фразами, такими же, какие использовал собеседник.
– Сват! – ещё раз усмехнулся десятник.
– Пока нет. Потому и прошу тебя научить меня фехтованию.
– Чему?
– Мечному бою. Беляна сказала, лучше тебя ни в Калаче, ни в округе никого нет. А без умения мне к ней свататься и толку никакого. Коназ всё равно всерьёз не воспримет. Он сам воин и только воина слушать станет.