К полному отливу, около часа дня, мы припарковали машину в конце спуска перед пляжем Баядернской бухты. Несмотря на разбитость ― его всё так же мутило, ― Хэддл стоически помогал мне тащить рюкзак, штыри и на этот раз даже лопату, прихваченную мною на всякий случай. Место я выбрал мгновенно ― чуть правее, у самой воды, там, где оголившийся, изрытый расщелинами берег пересекало подобие узкого пролива. С приходом воды здесь не могло не возникать течения.
С погодой вдруг действительно везло. Было солнечно и тихо. От одного вида моря, по самый горизонт переливающегося едва уловимыми розово-голубыми оттенками, в груди немело, и ноги становились немного ватными. На безветренном пляже даже чувствовалась какая-то духота. Едва мы вогнали в песчаную отмель первый штырь, как нам пришлось расстаться с большей частью теплой одежды. И тем легче было возиться с леской и крючками.
Конец перемета я прицепил к штырю. Осталось размотать его во всю длину ― вдоль края воды и камней, но так, чтобы вся конструкция развернулась под небольшим углом к линии берега. Чтобы поплавки, несколько надутых резиновых шариков величиной с грушу, могли приподнять крючки от дна, как только вода начнет прибывать, мы привязали с концов два буя ― попавшихся мне утром, когда я возвращался из Ла-Турбаля, на пляже ― и принялись готовить наживку, нарезая из свежих кальмаров белые, вытянутые к концу треугольники…
Этот последний день казался мне нескончаемым. Чтобы скоротать время, пару часов мы просидели за обедом в портовом ресторане. Хэддлу приготовили морской язык. Но кроме риса, он так и не взял в рот ни крошки. А затем каждый убивал время как умел. Я уехал пройтись по Ла-Турбальскому порту. Хэддл, приглашенный хозяйками на кофе, просидел у них почти до вечера. В начале десятого, опять не находя себе места, он сорвался, решил съездить в кафе купить что-нибудь выпить, заодно хотел позвонить домой из Пирьяка; антенны мобильной связи тогда еще не покрывали весь район, и в Пор-Эс-Тере прием был хуже некуда, связь то пропадала, то зависала. Он ушел к машине, я слышал, как он уехал. И его не было целых полтора часа…
Я не находил себе места. Уже давно было пора ехать в бухту. Отлив шел на убыль. Одевшись, я вытаптывал газон во дворе и уже не знал, что думать, когда наконец донесся шум машины и темноту над оградой раскроил свет фар.
В следующий миг силуэт Хэддла вырос во дворике. Подойдя к свету под навесом, он швырнул на траву какой-то круглый предмет, выставил на стол бутылку ― словно откуп за опоздание ― и загадочно молчал.