— Будто с картины… этого чокнутого, ― сказал он, обернувшись на мои шаги. ― Не понимаю, как он мог удержаться на крючке. Губа почти прорвана…
Я немо пристроился в шезлонге и вместе с ним любовался трофеем. Некоторое время мы сидели, будто в рот воды набрав, переполняемые разыгрывавшимися в воображении картинами проваленной рыбалки.
— Я входил в воду, по пояс. Ближе не смог. Могло накрыть волной, ― произнес он. ― А слева был виден сбившийся пучок лески.
— Водоросли… со спутавшимися крючками. Леска была целая. Урок убийственный, ничего не скажешь, ― позлорадствовал я. ― Как будто сам Бог тебе его преподнес. Рыба, Пасха… Не много ли совпадений?
Он пространно мотнул головой.
— Закон природы. Против него не попишешь… Человек, слишком сосредоточенный на себе, редко может довести начатое до конца, ― добавил я. ― Как всё компактно в мире. Как всё плотно подогнано. Яблоку негде упасть. Развернуться негде. И независимо от того, зло ты совершаешь или уже очухался, ударился в благодеяния. Результат всегда будет размытым. Удар всегда будет тупым, ватным…
Я изложил, хотя и нескладно, именно то, о чем думал дорогой, пока брел из бухты домой. Сказав главное, я сразу почувствовал, как на сердце у меня отлегло.
— Ты прав, регулятор существует. Не будь его, всё бы давно развалилось, ― подхватил Хэддл, но таким тоном, будто речь шла о чем-то абстрактном, не имеющем отношения к тому, что произошло. ― Сложить эгоизм рода людского в одно целое, и мир бы не выдержал. Зло разнесло бы его в пух и прах.
— Само по себе это не происходит. Природа неодушевленна. Кто-то должен приложить руку, ― сказал я. ― Нужен толчок, проявление воли.
— Эгоизм, если ты это имеешь в виду, идет вразрез с инстинктом самосохранения. В предельном проявлении он вреден для жизни, ― сказал Хэддл. ― Но даже в обезьяньей стае одному больше позволено и больше достается, чем другим. Почему? Да потому что так заведено в джунглях. И это противоречит твоему тезису. Так что не расстраивайся. Зло само себе пробивает дорогу. Ему не нужны исполнители.
— Поделить банан с соседом по дереву, с более слабым, чтобы он не окочурился от голода ― это одно. Броситься… ну, скажем, спасать себе подобного, в воду, в морскую пучину, да куда угодно ― это другое. Человек способен пожертвовать собой ради другого. А твои друзья, живущие на деревьях, по законам джунглей, могут пожертвовать только бананом, ― сказал я. ― Разница огромная.
— Это в твоем воображении она такая огромная, ― поправил меня Хэддл. ― Максимализм, возводимый в перл создания, грубая и глупая вещь. Проще свалить всё на кого-то, с кого спрос не велик. Но невозможно винить камень в том, что он тяжелый, а море в том, что оно большое, глубокое.