Некоторые строки, помимо того, что они упрямо напоминали мне о наших дискуссиях во дворике пирьякской виллы и представляли собой перефразирование моих высказываний, хотя и освещали события в искаженном свете, не могли не наводить меня на печальные размышления о тщетности любой словесной аргументации в свою защиту, и сколь бы она ни выглядела неопровержимой, искренней. По большому счету словам наверное вообще никто не верит. А тем более словам, претендующим на искренность. Одна шелуха. До смысла не докопаешься. Нет, в словах нет ничего изначально тотального и абсолютного. Лишь одна утлая условность…
Возможны ли по-настоящему дружеские отношения между людьми, посвящающими себя творческим профессиям? Возможны ли настоящие, так называемые интеллектуальные отношения между мужчинами? Между людьми вообще? Вот о чем я спрашивал себя в тот миг и вот от чего вдруг приходил в отчаяние. Простых и ясных ответов не было и быть не могло. Ведь мир окружающий будет в большем выигрыше, говорил я себе, от нашей неудовлетворенности, от разочарованности в себе и даже от недоумения, которое мы можем испытывать перед самыми простыми вещами. Всё это охлаждает в нас никчемный пыл, ревность не по разуму. Ведь телячий восторг, того и гляди, подтолкнет к невоздержанным действиям. А действия приведут к неизбежным промахам…
Затем я наткнулся на самое пикантное. Передо мной было подробное описание наших совместных пирьякских приключений. Художник Ху совершал поездку на пару с русским приятелем, приехавшим его, уже больного, навестить. Здесь у Хэддла и подавно всё было полным перевертышем:
«С началом прилива оголившийся и озаренный лунным светом берег в районе Баядернской бухты представлял собой апокалиптическую картину… Зловещее нагромождение валунов, лоснившихся от какой-то слизи. Под каждым из них что-то скреблось, копошилось, пыталось выбраться на свет Божий… Повсюду протоки с черной мертвой жижей, глубину которых на глаз определить невозможно… Доносящееся со стороны океана ритмичное сопение ― словно кто-то живой прятался от глаз в этой мутно светящейся темноте. Мне даже мерещились впереди два мерцающих зеленых глаза… И ни души вокруг!.. Я не ожидал от себя ничего подобного… Не ожидал этого страха ― неодолимого, животного… И уж тем более не рассчитывал что-то выудить на адское рыболовное устройство! Ни на секунду я не верил в успех дела, даже когда уламывал этого увальня взяться за изготовление перемета…
После того как злополучная рыбина ― пятнистый сибасс более четырех килограммов весом