― был оглушен, вытащен за жабры из воды и снят с крючка, я вдруг подумал, что сегодня Пасха… Для первых христиан, которых заживо скармливали зверью, рыба являлась символом, она служила для распознавания друг друга… Было ли это совпадением?.. Нет, в совпадения я не верил… Но если всё это действительно так, то каким, спрашивается, невероятным знамением подытоживались наши дискуссии ― о добре и зле? ― перед тем, как наши отношения лопнут раз и навсегда! Как поверить в такую случайность?.. Здесь было что-то зловещее… А впрочем, в тот момент я больше переживал о другом. Как могу я заявиться домой с таким трофеем? Войти, бросить рыбину к ногам этого губошлепа?..
Будоражащий свет луны… свежий морской воздух из-за насыщенности запахами тления, исходивших от камней и водорослей, казавшийся липким… ленивое, клейкое плескание волн, несметное изобилие жизни… Я впитывал в себя каждое мгновение… И в то же время, неведомо откуда, в меня закрадывалось новое неожиданное чувство… Я знал, что часть моего существа, часть моей души будут запечатлены здесь, в этой осязаемой бесконечности, навеки вечные… Я знал, что эту мутную, неотстоявшуюся смесь восторга, экстаза, любви, страха и ненависти я испытываю в последний раз в жизни… Но даже пасхальная луна, озаряющая вечное черное небо над головой и землю под ногами, представляла собой нечто плотское в эту минуту… плотское, но более вечное, чем я сам…
Когда мы сгинем с этой земли, даже прах и пепел, в который превратятся наши останки, где бы он ни был погребен, в какую бы стену он ни был замурован, а то и просто ссыпан в яму с компостом… даже прах и пепел однажды тоже смешаются с землей и водой… Но крупица этого праха, этого пепла… пусть самая мизерная… пусть всего лишь одна молекула… рано или поздно окажется в той рыбе, которая была поймана при жизни… Время ― удел простых смертных. Для тех, кто однажды ощутил на себе дыхание истины, его не существует… Как не существует никакой мировой линии. Никаких множественных миров. Вместо этого ― вектор необратимости и бесформенная вечность… Вот поэтому, стоит однажды попасть в нее, в вечность, подобному мотыльку, плюхнувшемуся в сосуд с чем-то жидким и вязким, из нее уже не выбраться. Невидимый навсегда отгородился от нас. Не стенками сосуда, которые мы пытаемся нащупать вслепую. А самим их отсутствием… Будущее сливается с прошлым… Жизнь сливается со смертью… Время не абсолютно, оно расщепляется… В этой безысходности, в этом невидимом замкнутом круге и кроется ответ на все вопросы…»
Когда до меня дошло, что сегодня было как раз 10 марта ― та самая дата, на которую Джон Хэддл ссылался во внутреннем монологе спятившего художника Ху, — я спросил себя, случайно ли Анна оказалась в этот день в этой дыре? Получалось, что сегодня и был самый большой прилив, самый большой за последние сто лет.