— Без патологического сексуального бреда, в котором он живет, он не может выжать из себя ни строки, ― не унималась Анна. ― Ты ведь сам пишешь, ты ведь не можешь не понимать… Не успеваем мы выйти из самолета… в Нью-Йорке, в Бостоне, в Париже, да где угодно!.. как начинаются бесконечные звонки. С утра до вечера! С какими дурами он общается, я не знаю. Но и меня принимает за одну из дур. Звонят, видите ли, секретарши из агентств и издательств. Со всего света! Все прямо носятся за ним! Как помешались! О господи, да всего не расскажешь!.. А если всего этого нет, он впадает в черную меланхолию. В такую черную, что бежать хочется, куда глаза глядят…
Как ни крути, всё это было ново для меня и неожиданно. Возражать, убеждать не имело смысла. И в то же время я чувствовал себя обязанным хоть чем-нибудь ее поддержать. Неестественным убаюкивающим тоном я стал разводить словесный кисель:
— Всё так… У всех свои отклонения. А люди пишущие, все, поголовно, ипохондрики. Это же известно! Но это не повод всё очернять. Жизнь любой пары имеет столько теневых сторон… Если бы всё это не компенсировалось чем-то другим…
— Например?
Я чувствовал, что влез в самую топь. В дискуссии появилось что-то пошлое. Стараясь сгладить акценты, я продолжал аргументировать:
— Есть вещи, которые невозможно понять со стороны. Изнутри еще можно что-то понять. Но не со стороны. Личная жизнь ― хрупкое понятие.
— Ты ведь один живешь. Откуда ты знаешь?
Доводы были исчерпаны. Или я уже терял уверенность, что благими намерениями не наломаю как обычно дров.
— Ты просто не понимаешь, о чем речь… Ты не понимаешь… ― лепетала Анна. ― Ты не представляешь, с кем ты имеешь дело!
Невольно мне, впрочем, припоминались аналогичные жалобы Пенни в адрес Джона, как только мы познакомились, и в глубине души я не знал, что думать. Не сговорились же они? Не могли же обе они заблуждаться?.. Они знали о Джоне что-то такое, чего не знал я. С другой стороны, я знал о нем что-то такое, чего не знали они. Вывести из этого среднее арифметическое? Суммировать слагаемые? Но не так-то это было просто.
Бутылку Moёt & Chandon мы опустошили. Я откупорил дешевенькое мускадэ и налил ей полстакана. Она осушила вино залпом и принялась ковырять ножом сыр, который я положил ей в тарелку. Что, если она просто опьянела? Шампанское, теперь вино. Она немало выпила.
Когда в спальне раздался телефонный звонок, я знал, что звонит Хэддл.
— Мадам у тебя? ― холодным тоном спросил он.
— Ты легок на помине.
— Что ты собираешься с ней делать?
— Чего ты ждешь от меня?
— Она выливает на тебя помои… Прав я или нет?