Между чистотой и аскетизмом существовала, согласно его логике, прямая зависимость. Аскеза, мол, не оправдывает нечистоплотности монахов. А мораль сей басни якобы такова, что чистоплотность ― отражение «внутреннего ментального склада» человека, и ни что иное. В грязном теле не бывает чистых мыслей. Одни темные помыслы…
Пролистав пару православных брошюрок и нахватавшись случайных цитат, которые в вырванном из контекста виде казались косноязычными и по меньшей мере расплывчатыми, Хэддл не переставал ссылаться на записки оптинских старцев, со спокойной совестью перекладывал их на современный русский язык, точно древние забытые вирши, точно речь шла о каких-то конфуцианских предписаниях на все случаи жизни. Сюда же, сваливая всё в одну кучу, он умудрялся приплетать Льва Толстого с его горячечным антиклерикализмом. Даже Толстой, и тот, мол, «примчался напоследок с повинной», но и он был вынужден констатировать, что «ни мир, ни себя так просто не перестроишь, пять минут покуковав перед запертой дверью…»
В разглагольствованиях Хэддла чувствовалась и горечь, и надсада, но в то же время что-то недостаточно глубоко выношенное, недобросовестное. И если я делал попытки разубедить его, то лишь потому, что знал, чем от всего этого попахивает и куда это ведет. Рассуждения американских литераторов о русских классиках часто отдают слюнявым дилетантизмом и никогда не совпадают с тем, что думают и говорят об этом в самой России. Иногда складывается впечатление, что в России и в Америке люди берут в руки книги с одинаковыми названиями, подписанные одними и теми же светилами всемирной литературы, но читают совершенно разные книги, да всё никак не могут объясниться на этот счет. А впрочем, в этом слепом присваивании чужих ценностей, в безразличии к оригиналу, к истине всегда есть что-то всеядное, изобличающее массовую культуру в хамской навязчивости.
Сумбур, привезенный Хэддлом из Москвы, выглядел каким-то беспросветным. Развал огромной страны, на который он успел насмотреться, и вдвойне, надо думать, впечатляющий за пределами Москвы, превзошел все его ожидания. Реакция была довольно типичной. В то время многим приходилось пересматривать свои взгляды и даже свои былые представления о том, что представляла собой Россия, Советский Союз годы назад. Казалось загадочным, как такую державу, необъятную, обладающую столь колоссальными ресурсами и возможностями, со всем ее историческим опытом и людским потенциалом, удалось довести до падшего состояния в столь кратчайшие сроки. Не одни же русские опять наломали дров. Не одни люди, в конце концов.