Мне захотелось сказать ему, что я просто заснула. Устала и заснула. Но веки – словно налитые железом, а руки – ноги – скованные пудовой цепью, что утягивала меня вниз, в темноту и тишину. Далеко-далеко от ар-лорда Хааса, которого совсем недавно звала по имени.
– Полное магическое истощение неизвестной мне природы, – кислым тоном отозвался Светлый маг. – И что-то продолжает пить из нее жизненную силу.
– Что именно?
– Пока что затрудняюсь ответить. Есть предположения метафизической природы, но я не готов ими делиться. По крайней мене, пока не найду им подтверждений.
– Самоубивца она! – вновь подал голос сапожник. – Руки на себя наложила и жить больше не хочет. С девками так случается. От любви неразделенной!
– Заткнись, Брово! – одернул его Бриох. – Не слушайте его, милорд Хаас. Да и не было у Лайне никого, чтобы руки-то на себя накладывать! Одна-одинешенька с тех пор, как отец ее помер, а брат… Ну… Ушел из Волчьего Дола ее брат!
Тишина. Странная, замершая тишина, пропитанная лишь тяжелым дыханием ар-лорда Хааса.
– Найти ей лекаря! Срочно!
Народ заволновался, заговорил.
– А мы, по-вашему, кто? – поинтересовался лорд Дьез.
– По-видимому, никто, раз природа ее истощения до сих пор неизвестна.
– Я вас попрошу!..
– Однако, нарываетесь, любезный! – излишне вежливым тоном произнес магистр Шаррез, и в комнате сгустились магические тучи.
Тут голос подал кто-то из почетных граждан Волчьего Дола.
– Ну так… Гм… Была еще одна лекарка, но…
– Что за лекарка?
Мужчина смутился.
– А может, и не было вовсе… – заюлил он. – А может…
– Бриох! – рявкнул ар-лорд Хаас.
– Не знаю, о ком он гово… – тут старейшина захрипел.
– Так вспомни! – полный скрытой угрозы голос. – Ей нужен лекарь.
– Ди-Рез, – прохрипел Бриох, словно его душила тяжелая мужская рука. – Ди-Рез… Но она… Она не совсем…
– Мне все равно, кто она. Найти и привести!
Вновь темнота и тишина, вскоре сменившаяся яркими, красочными снами. В них было лето, и теплая заводь, где я купалась с Рыжем, и длинные кабинеты Магической Академии Хольберга, и магиня Сивисса, склонившаяся над свитками, и отец… Отец с луком в руках, преподававший мне свою науку. Временами сны становились тревожными, но… Каждый раз, когда я пыталась убежать от врагов или спрятаться от подстерегающей опасности, слышала знакомый голос, напевавший песню на тягучем языке абберов. Тут же становилось спокойнее, и беда проходила стороной. Иногда в своем сне я так близко подходила к грани с реальностью, что до меня доносился плач Милодары. Затем я слышала, как ее заверяли, что со мной все будет хорошо. Чувствовала, как Реми терся щекой об мою ладонь. Хотела погладить его, но сон, словно бабочка, вновь взмахивал передо мной разноцветными крыльями.