Какая ирония, какая точная перекличка – отца уподобляют этому монстру.
– А что с Эшем? – холодно спрашиваю я.
– Мне сказали, что нужен пример. О, Земля благословенная, да я вообще никаких вопросов не задавал! Просто подписал бумагу, которую положили передо мной. Мне было так страшно. Меня могли казнить за то, что все это время мы скрывали тебя.
– А теперь вместо тебя казнят твоего сына, а ты займешь вторую по важности должность в Эдеме. Всегда о себе думаешь, не так ли? – Рука автоматически, словно сама по себе тянется к поясу, пальцы скользят по подолу рубашки. Я ощущаю под одеждой холодную тяжесть оружия. Отец его не видит. Пока не видит.
– Так не должно было быть! – стонет он, стоя на коленях и раскачиваясь взад-вперед. – Его должны были подержать в тюрьме, пока все не рассосется, и освободить где-нибудь подальше от Центра.
– Ах, значит, ты хотел сломать ему жизнь, отправить куда-нибудь во внешние круги, где люди голодают? Конечно, лучше, чем казнь, но ненамного. – Я медленно качаю головой. – Ты всегда был ужасным отцом. Даже для того, которого любил. Ты нанес ему рану, когда он был еще во чреве матери, а теперь заканчиваешь начатое, добиваешь.
Он смотрит на меня потрясенно.
– Ты знала?
– Недавно узнала. Мама успела сказать перед тем, как зеленорубашечники ее застрелили. – Голос мой звучит ровно и холодно. Вроде как это уже и не мой голос. Отец вздрагивает, съеживается, словно сморщивается даже изнутри.
– Что мне делать? – Он беспомощно вздымает руки. В них нет никакой силы. И делать ему нечего, кроме как…
Я вытаскиваю из-под пояса пистолет и целюсь ему в голову.
Жду, что он закричит, разрыдается, будет умолять, на коленях ползать. Но он просто поднимает на меня взгляд, не говоря ни слова.
Взмолись он, я бы его пристрелила. Но поднять руку на этого сломленного человека, смиренно ожидающего конца…
Взгляд мой так безраздельно прикован к отцу, что Ларк, внезапно возникшая за его спиной, кажется мне просто тенью. В руках у нее тяжелая лампа, та, что маме никогда не нравилась, но мы ее не выбрасывали, потому что она досталась нам от ее матери.
Захрипев от напряжения, Ларк сильно бьет отца в висок. Он без сознания валится на кафельный пол.
– Почему ты не дала мне застрелить его? – спрашиваю я. Ларк пока не догадывается, что я уже взяла себя в руки.
– Нынче вечером тебе нужна ясная голова, – говорит она, весело подмигивая, что заставляет меня вспомнить Лэчлэна. – Неужели ты думаешь, что сохранишь ее, если прикончишь собственного отца?
Она права, конечно. Она понимает меня.
– Пошли, – говорю я и веду ее к выходу.