А как она при этом каждый раз свои прожектора вниз опускала — это, мужики, тоже кое-чего стоит, скажу я вам. Обычно-то она прямо в глаза тебе смотрела. Но тут она свои прожектора вниз направляла. По-моему, ее взгляд самую малость серебром отливал. Оттого, наверно, и казалось, что она все время смотрит на тебя. Может, кто-нибудь видал портреты такие: висят на стене и все на тебя смотрят, в какой угол ни стань. А фокус тут простой — художник рисует глаза так, чтобы оптические оси были параллельными. В жизни, конечно, такого никогда не бывает. Вообще ведь настоящих параллельных линий не существует. Не скажу, что мне это неприятно было. Нет. Просто ты никогда не знал, всерьез она тебя принимает или издевается над тобой. Вот это меня прямо из себя выводило.
Я уже, по-моему, говорил, что практически я все равно что в штате у них состоял. Не хватало только начать забор красить. Игрушки чинить, карусель крутить — это уж и так в сервис входило. Еще воздушные шары надувать. В тот день — должно быть праздник какой-то у них был — я уже шаров этих с миллион надул, а на миллион первом в глазах у меня потемнело, я бряк — и с копыт долой. Просто с копыт долой, и все тут. Четыре минуты под водой мог держаться, три дня голодать мог, полдня музыки не слушать, то есть настоящей музыки, конечно. А тут шмякнулся, и все. Когда очухался, голова моя у Шерли на коленях лежала. Я это сразу усек. Она расстегнула мне рубашку и массировала грудь. Я уткнулся башкой как можно крепче в ее живот и молчу, не дышу. Вот только я, как идиот, щекотки боюсь. Пришлось, стало быть, встать. Недоростки, конечно, стоят в кружок. Шерли вся бледная. И сразу же налетела: «Если уж ты есть хочешь, так и надо есть, понял?» Я напомнил: «Это же просто от шаров». А Шерли: «Если нечего есть, пойти купить надо, ясно?»
Я ухмыльнулся. Мне очень понятно было, почему она так на меня налетела. До смерти обрадовалась, что я жив. Всякий мало-мальски интеллигентный человек это сразу мог заметить. Она прямо испепеляла меня своими прожекторами, старики. А я чуть снова концы не отдал. Вот только недоростков бы в этот момент на луну запустить.
Шерли: «А если денег нет, надо на работу устраиваться». Я на это: «Кто не ест, тот не работает».
Такие шутки я считал очень остроумными. После этого я поднялся, рванул в свой колхоз, там и было-то всего шага два, и выдрал с корнем первый салатный куст, какой в лапы попался. По-моему, я еще не говорил, что однажды для смеха вытряхнул в саду все пакетики с семенами, какие валялись в Виллиной хибарке. Первым взошел салат. Салат и редиска. Вот я и начал запихивать салат себе в зубы. Песок скрипел жутко, но я хотел только выдавить из себя вот что: «Как уже одно сознание, что сочувствуешь радостям простого человека, душу веселит! Огородник поставил себе на стол кочан цветной капусты — и только? Нет: все ранние зорьки, свежие росы, весь разгул знойного дня, когда он ходил за ней… ростом, цветом ее любовался — вот что он разом ставит на стол!»