Новые страдания юного В. (Пленцдорф) - страница 21


— Вы, стало быть, после этого часто видали его?

— Да ведь никуда не денешься. Мы же фактически соседи были. А после этой истории с настенной росписью детишки за ним по пятам ходили! Что я могла поделать? Он так умел обходиться с детьми, как мужчинам редко удается, то есть я хочу сказать — мальчишкам. А кроме того, я думаю, дети очень хорошо понимают, кто с ними любит возиться, а кто нет.


Это точно. Шерлины недоростки так ко мне и прилипли. Уж такие они. Им только палец протяни — и они готовы. Я-то это знал. Они, наверно, думают, что тебе это одно удовольствие. Но я все-таки поддался и терпел, как овца. Во-первых, Шерли считала, что я здорово умею с детьми обходиться — такой, знаете ли, потешник. А я уж не хотел ее разочаровывать. Представляете: я — и потешник! Во-вторых, недоростки были для меня единственным шансом ошиваться около Шерли. Что бы я ни делал, в колхоз мой ее было не затащить, а уж в берлогу и подавно. Она знала почему, я тоже знал. Вот и торчал целыми днями на этой прогулочной площадке. Вертел карусель — или как эта мура с четырьмя корзинками называется, — индейца представлял. Апотом сообразил, как от них отвязаться можно, если захочешь. Минут на десять, по крайней мере. Я делил их на две команды и организовывал сражение. К этому времени подоспел и первый ответ от Вилли. Бедняга Вилли! Для него это было слишком. Этого он не перенес. На пленке был такой текст: «Салют, Эд! Это не дело. Сообщи мне новый код. Книгу, страницу, строчку. Конец. Как с вариантом три?»

Сообщи мне новый код! Я чуть концы не отдал. Это было для него слишком. Конечно, я тоже не очень честно играл, сознаюсь. Обычно мы друг друга с полуслова понимали. Но это уж было чересчур. Новый код. Я прямо чуть за пятку себя не укусил. Когда бывало настроение, мы могли, например, часами выдавать друг другу идиотские поговорки: «Да, да, у батона всегда два края. — Конечно. Но если не вытирать утром посуду, она будет мокрой. — Болван — еще не значит идиот. — От работы ноги всегда в тепле». И все такое. Но это для старичка было слишком. Слыхали б вы его голос, братцы! Он уже отказывался понимать этот мир. А под вариантом три имелось в виду, работаю ли я и все такое. Он, видать, решил, что я с голоду помираю. Шерли тоже так думала. Все время эту волынку заводила.

Вообще-то я был не против работы. Я так считал: если я работаю, то работаю, а уж если бродяжу, то бродяжу. Ведь полагался же мне отпуск? Не подумайте только, что я вечно собирался торчать в своей берлоге и все такое. Сначала, может, и думаешь, что проживешь. Но всякий мало-мальски интеллигентный человек знает, что это ненадолго. Потом, парни, просто сатанеешь. Все время собственную физиономию видеть — это уж верная гарантия, что скоро осатанеешь. Пропадает интерес, и все. Ни удовольствия, ничего. Для этого товарищи нужны и работа нужна. Мне во всяком случае. Просто я еще не созрел для этого. Пока все шло нормально. Да и времени у меня на работу не было. Я от Шерли отрываться не хотел. Шерли была мне не просто так — но это я, кажется, уже говорил. В таком случае надо не отрываться. Как сейчас вижу: сижу я около нее на этой прогулочной площадке, недоростки кругом играют, а Шерли вяжет. Идиллия, братцы! Не хватало только еще голову ей на колени положить. Комплексов-то у меня тут никаких не было, а один раз я даже это дело и провернул. Ощущение в затылке недурное, скажу я вам. Но с того дня она стала таскать с собой вязанье и вечно шуровала спицами. Придет после обеда со своими недоростками, сядет, а спицы вперед. Я всегда уже был тут как тут. У Шерли была такая манера садиться — ну, просто обалдеть можно. Юбки у нее, видать, все широкие были, и, прежде чем сесть, она брала юбку сзади за подол, приподымала и усаживалась на свои штанишки. Очень четко все проделывала. Поэтому я всегда был тут как тут, когда она появлялась. Не лишать же себя такого удовольствия! И я каждый раз следил, чтобы скамейка сухая была. Не знаю, замечала ли она это. Но что я глаз с нее не спускал, когда она садилась, это уж она точно знала. Вы мне не рассказывайте. Все они такие. Прекрасно знают, что на них смотрят, и все же так делают.