Высшая справедливость. Роман-трилогия (Оуэлл, Оуэлл) - страница 231

— Не лезь! Сама разберусь.

— Конечно, что тебе до Эйбла, до его чувств? Он натура утонченная — а тебе бы что-нибудь простенькое, незамысловатое!

— Не твое дело! — взвилась Лиззи.

— Как раз мое! Я тебе брат или нет?

— Хам ты, а не брат!

Стиви на это только нервно вздохнул, взъерошив рукой свою непослушную шевелюру.

— Кейн все делает только ради спортивного интереса. Для него все девчонки — потаскушки, а ты очередная!

— Ты отвратителен! — взвизгнула Лиззи.

Но Стиви не унимался:

— Кейн мне сам говорил: «Мне что та девчонка, что эта — как картофелины в мешке — без разницы!»

— Заткнись! Не хочу больше слушать! — Лиззи принялась выталкивать Стиви, глаза у нее уже были на мокром месте.

Стиви перешел на крик:

— Он с тобой поматросит и бросит!

— Уходи! Убирайся! Видеть тебя не хочу! — Она с силой толкнула брата и захлопнула дверь.

Стиви, никак не ожидавший такого отпора, отскочил к противоположной стене коридора. Впрочем, еще больше он был удивлен недальновидностью сестры. Но, может, она еще одумается…


Ни для кого не было секретом, что Кейн портит девушек одну за другой. Но никто не посмел бы обвинить его в насилии — девчонки сами гроздьями вешались парню на шею, порой жестоко соперничая между собой за его внимание.

Хотя Кейн Дадли и не выглядел суперменом, в нем присутствовало крепкое мужское начало, неуемная брутальность, на которую женщины велись, как мухи на мед.

Поняв, что сестру ему не вразумить, Стиви это так не оставил и как-то утром вызвал Кейна на откровенность. Но разговора у них не получилось — все быстро перешло в потасовку. В результате они изрядно поколотили друг друга. Но Стиви все же решил, что пострадал не зря, и притормозил развитие этой постыдной, как он считал, интрижки.

Стиви, с его творческими задатками, сразу понял, что чувства Эйбла к его сестре глубоки и возвышенны. А тот, увидев, что Кейн стал оказывать Лиззи значительно больше внимания, чем прежде, сначала насторожился, потом впал в панику. А вскоре Эйбл и вовсе затихарился, ушел в себя, точно испуганная улитка в свою раковину. Все свободное время он теперь просиживал дома, рисуя предмет своего обожания по памяти или просто глядя в окно. Но наконец, в один прекрасный день отважился и остановил в гостиной как всегда спешащую Лиззи.

— Привет!

— Привет-привет! — бросила она на ходу. — Мне некогда.

— Ты обещала… как-то сказала, что можешь мне попозировать… — волнуясь, начал он.

Лиззи польщенно улыбнулась:

— Да… ты же хотел написать мой портрет…

— Это ты хотела, — поправил ее Эйбл.

— Я портреты не пишу! — поддела его Лиззи.